Как давно это было?
Размеренный такт космоса, будто биение сердца. Безлистные вечные древа, устремившие в небеса свои длинные ветви и внимающие в звучание переменчивых созвездий.
Одна из многих ночей на измученном свете, коих было и будет еще несчетные тысячи. Темнота, и бережный холод, который никогда не обжигал своих. Дети грандиозного триединства с очерненными душами. Небрежно сотворенные из осколков вечности, запертые среди трех линий, несчастные обладатели оскверненных жизней.
Скрываясь от обезобразившего их безумия, они вдвоем притаились среди окутанных снегом деревянных стен: абсолютно мерклый, безжизненный парень и бесстрашная женщина, что сияла изнутри, подобно яркой путеводной звезде. Мерклому всегда хотелось тянуться к этому лучезарному блеску, ведь только он способен был подарить ему бесценное дыхание жизни. Только с помощью его благодатного тепла он мог почувствовать в себе хотя бы отголосок смысла и ощутить зыбкую иллюзию значимости.
Когда Яркая дает ему ключ, ведущий за грань, и говорит отнести его в город слепцов, Мерклый не хочет верить в это. Ведь, если ключу будет безопасней среди заблудших, от которых его хотели все это время уберечь, то должно быть грядет величайшая беда.
Она говорит, что все это во имя Первого Кленового Листа и что она верит в силы Мерклого.
С раздирающей его неокрепшую душу и разум мучительной агонией он соглашается, навсегда запечатлевая в своей памяти прекрасный облик Яркой.
Мгновение, чтобы запомнить ее глаза, было намного значимей любых богов.
Мерклый успевает уйти до того, как несущие смерть тени подойдут совсем близко, и, затаившись среди безучастных древ, он в последний раз оборачивается, дабы взглянуть на обнесенное снегом прибежище.
Не видя, но чувствуя, он понимает, что Яркой больше нет. Его путеводная звезда угасла навсегда, не оставляя после себя ничего, кроме опустошающей горькой боли. Мир в одночасье стал слишком мрачным, и безжалостные северные морозы вмиг впились своими ледяными клыками в уязвимое тело.
Неужели он и правда не был особенным? Неужели Яркая действительно ошибалась в нем, и все это не имело никакого смысла? Без тепла ее сердца и подаренного ею дыхания жизни симфония созвездий больше не была такой чарующей. В ней вдруг появился чудовищный, веющий порчей и холодом разлад. Страшный диссонанс, раскалывающий саму человеческую первооснову.
Утопая в скорби и увязая в огромных сугробах, он широкой поступью двигался среди беззвучных древ-наблюдателей, рассыпаясь в тысячах бессмысленных клятв. Сжимая в руках судьбоносный ключ, стоивший Яркой ее жизни, он покидал зачарованный лес, на исходе ночи возвращаясь в ненавистный город, из которого некогда сбежал.
С каждым проделанным шагом космический ритм в его разуме медленно затихал, пока в один миг не смолк навсегда.
Как давно это было?
Две темные фигуры одиноко брели среди огромной заснеженной пустоши. Юноша то и дело сверялся с картой, а девушка изумленно осматривала раскинувшуюся перед ней панораму: абсолютно белое поле, из которого изредка торчали иссушенные кустарники или росли ели с тусклой и редкой хвоей. Она видела подобное впервые, и поэтому даже пробирающаяся через тонкие тряпичные одеяния стужа не смогла отвлечь ее от мечтательного созерцания диковинного окружения.
– Они боятся снега, да? – наивным мягким голосом спросила девушка своего угрюмого компаньона. Путники были невероятно схожи друг с другом: угольно-черные волосы, изумрудного цвета глаза и темные одеяния с редкими красными вшивками – отличительная черта их почитаемого княжеского рода. Только вот парень был немного выше своей спутницы, носил на себе тонкую металлическую броню и отличался мрачным выражением лица. Им обоим было около семнадцати лет.
– Просто среди снега им будет сложней отыскать то, в чем они нуждаются, – чуть раздраженно ответил брат. Вперив взгляд в небрежно нарисованную на кусочке пергамента карту, он пытался найти хоть какой-нибудь начертанный на ней ориентир, что выведет их к нужному поселению. – А теперь давай без вопросов, хорошо?
– Мы теперь не вернемся домой, да? – девушка пропустила мимо ушей высказанную просьбу и, словно в прострации, продолжала спрашивать, задумчиво смотря на причудливую снежную насыпь. На ее лице виднелась глубокая тоска, смешанная с мечтательной отстраненностью.
– Черт возьми, Анна! Почему ты не можешь просто помолчать? Я хочу найти эту проклятую деревню и попасть в тепло! Неужели ты не понимаешь? – юноша уже практически кричал на свою сестру. Он искренне любил ее и старался всеми силами защитить, но иногда она становилась просто невыносимой.
– Я скучаю по нашему саду, Ворон. Ведь в новом доме у нас будет сад? – не умолкала Анна. Она подняла колеблющийся и полный неоднозначности взгляд на своего брата, с наивной надеждой рассчитывая на столь нужное ей в этот миг внимание. Пусть он скажет хотя бы несколько добрых слов. Пусть даст ту самую воодушевляющую и сладостную веру в лучшее, от которой всегда становилось теплей в груди. Ныне девушка особенно сильно нуждалась в ней, когда вокруг было совершенное незнакомое, чуждое и неприветливо холодное место, где на деревьях даже не росло привычных зеленых листьев.
