Туман Неопределенности
Солнце едва пробивалось сквозь неплотно задернутые шторы, отбрасывая на стены комнаты длинные, неровные тени, но Аня уже чувствовала знакомую тяжесть в груди. День, как и все предыдущие, начинался с одного и того же: пронзительный, назойливый звон будильника, который она ненавидела всей душой за то, что он безжалостно вырывал ее из объятий сна, наспех приготовленный и безвкусный завтрак, поглощенный на бегу, между попытками не пролить кофе на рабочую блузку, и угнетающая, изматывающая поездка на работу в переполненном автобусе, где она чувствовала себя одной из многих, потерянной в толпе незнакомых лиц. Она чувствовала себя будто персонаж дурного, бесконечного кино, где каждый день повторяется с пугающей, почти болезненной точностью, и она никак не могла найти пульт, чтобы переключить канал или хотя бы нажать на паузу. В душе поселилась глухая, ноющая тоска, подобная непрекращающемуся фоновому шуму, и она все чаще ловила себя на мысли, что живет не своей жизнью, как наблюдатель в театре, а не участвуя в ней как главный герой. Работа, которую она когда-то, в юности, с трепетом и надеждой, выбирала, с ее редакторской кропотливостью и возможностью погружаться в миры слов, теперь казалась каторгой, рутиной, в которой она тонула день за днем, точно в зыбучих песках, вычитывая одни и те же сухие, безжизненные отчеты и скучные, однотипные статьи. Вечера дома – бесконечные, унылые и пустые, похожие один на другой словно капли воды. Она садилась на диван с книгой, которую так и не могла начать читать, страницы которой оставались нетронутыми, прокручивая в голове бесконечную ленту дел, которые завтра снова придется сделать. Список дел, который давно перестал быть списком, и превратился в бесконечный, замкнутый круг, без начала и конца.
Сегодня утром она особенно остро, почти физически почувствовала эту бессмысленность, эту тягучую, липкую безнадегу. Зазвонил будильник, и Аня, вместо того, чтобы по привычке, как всегда делала, вскочить с кровати, как заводная кукла, просто уткнулась лицом в подушку, пытаясь задержаться еще на мгновение в мире сновидений, где все было как-то проще и легче. Несколько томительных минут она лежала, слушая нарастающий, раздражающий писк, который проникал ей прямо в мозг, и пыталась заставить себя подняться, заставить свое тело повиноваться ее разуму, но силы ее покидали. Ей казалось, что она застряла в каком-то липком, тягучем болоте, и чем больше она пытается выбраться из него, тем больше погружается в него, теряя всякую надежду на спасение. Она чувствовала, как нарастает чувство безысходности, будто она находится в клетке, и никакая сила в мире не способна открыть для нее дверь.
– Ань, ты скоро? – послышался обеспокоенный голос ее мамы из кухни, проникающий сквозь дверь, словно далекий отголосок. – Завтрак стынет, и кофе уже, наверное, совсем остыл.
Аня с огромным трудом поднялась с постели, чувствуя, что все мышцы ее тела как будто налились свинцом, а голова гудит, как рой рассерженных пчел. Она прошла в ванную комнату, как во сне, посмотрела на свое отражение в зеркале, и тут же с отвращением отвернулась, не желая больше видеть ту усталую, измученную женщину, которая смотрела на нее с такой безнадегой. Усталое, бледное лицо, потухший, лишенный всякой искры взгляд, темные, синие круги под глазами, выдававшие бессонные ночи, проведенные в бесконечном ворочании в постели. Она больше не узнавала себя. Казалось, что за последние месяцы, за время, проведенное в этом бесконечном круговороте работа-дом, она превратилась в бледную, бесцветную тень той жизнерадостной, энергичной девушки, которой когда-то была, которая любила смеяться, мечтать и строить планы на будущее.
– Доброе утро, мам, – сказала она, стараясь придать своему голосу бодрости, которой не чувствовала ни капли, стараясь казаться нормальной, хотя внутри все кричало и протестовало.
– Доброе, – ответила мама, глядя на нее с явным беспокойством, с таким выражением лица, как будто смотрит на больного человека. – Ты сегодня какая-то совсем… не знаю… грустная? И бледная, точно полотно. Что-то случилось, Анечка? Может, заболела?
– Нет, все в порядке, – ответила Аня, как будто заученную фразу, автоматически, натягивая на лицо дежурную, искусственную улыбку, которая больше походила на гримасу.
– Ты же знаешь, что меня не обманешь, – настаивала мама, скрещивая руки на груди, и глядя на нее пристально и обеспокоено, – что-то явно не так. Ты совсем перестала улыбаться в последнее время, да и глаза у тебя какие-то… потухшие. Работа? Опять засиживаешься допоздна?
Аня тяжело вздохнула, чувствуя, что ей уже не хватает сил притворяться. Мама, как всегда, была слишком проницательной, способной видеть ее насквозь, читать ее как открытую книгу, даже когда она сама пыталась обмануть себя.
– Работа… да, – наконец призналась она, отводя взгляд в сторону, чтобы не видеть мамину тревогу, – все как-то… запуталось. Я больше не понимаю, зачем я там. Все одно и то же, каждый день. Ничего нового, ничего интересного. И дома тоже как-то все… не то. Я будто живу не свою жизнь, а какую-то чужую.
