Я буду часто менять города и прописки,
В транзитных сердцах пораженных коррозией.
Я буду знать, что ты очень близкая —
Скрипишь по арктической шапке полозьями.
В ночь привокзальную улицам слякотным
Выпадет снег, подгулявшим десантником,
На лаковой плоскости легкая вмятина,
След от локтей твоих, или… романтика.
Изольда, мне пора, а я…
А я – не в силах.
А ты сегодня занята,
а завтра может с рук сойдет,
И, кстати, дел невпроворот —
такая блажь.
А где здесь плата за ночлег,
а где влияние светил…
Холодный лестничный пролет,
И бред, оплаченный вперед.
Изольда, этот дом не наш!
И ночь застирана до дыр…
Молчанья рвущийся пунктир —
Блиндаж с проигранной войны…
И в подтверждении вины,
Стоит, волнуясь, у стены —
Чужая девочка с лицом, похожим на твое…
Я помню тебя…
Отражением пламени в черной воде,
Неумелым твореньем мечты моей.
Господи, где?
Бесплатное небо для каждого ждущего,
Звезды в упрек покосились опасливо.
Все, что нам было за это отпущено —
Мы были счастливы, Изольда.
Мы были счастливы!
Но угловатая детская пластика
Прячет незримое чье-то присутствие,
Глаз твоих распятия пугают, как свастика,
Каждое слово звучит, как напутствие —
В суетный склеп для слепых и доступных,
Савана вечности ржавые клочья,
Где отречённо, смешно и преступно,
Мы были истерикой прожитой ночи.
Знаешь, я тоже могу неопрятными
Прядями истин трясти пред могущими,
И на щеках нездоровыми пятнами,
Маскировать свою скромность гнетущую
Господи, как ты внимательно слушаешь,
Легкая холодность наспех наброшена,
Завтра просплюсь и, наверное, струшу я,
Завтра я так не смогу… по – хорошему!
Брось, это просто бессилие плачется.
Боли тебе без меня причитается,
Я буду верным для всех, кто останется,
Это побег. А слова… не считаются!
1997 г.