«После некоторого молчания он, как бы размышляя вслух, задумчиво проговорил:
– Женщины-то чаще всего и выводят нас в люди.“ „Неожиданно г-жа де Марель прервала разговор.
– Как странно, что я так просто чувствую себя с вами, – с удивлением заметила она. – Мне кажется, я знаю вас лет десять. Я убеждена, что мы будем друзьями. Хотите?
– Разумеется, – ответил он.
Но его улыбка намекала на нечто большее.
Он находил, что она обольстительна в этом ярком и легком пеньюаре, менее изящна, чем та, другая, в белом, менее женственна, не так нежна, но зато более соблазнительна, более пикантна.»
« – Да, любовь – это единственная радость в жизни, но мы сами часто портим ее, предъявляя слишком большие требования.
– Да… да… хорошо быть любимой, – играя ножом, подтвердила г-жа Форестье.»
«Настал час тонких намеков, тех слов, что приподнимают покровы, подобно тому как женщины приподнимают платье, – час недомолвок и обиняков, искусно зашифрованных вольностей, бесстыдного лицемерия, приличных выражений, заключающих в себе неприличный смысл, тех фраз, которые мгновенно воссоздают перед мысленным взором все, чего нельзя сказать прямо, тех фраз, которые помогают светским людям вести таинственную, тонкую любовную игру, словно по уговору, настраивать ум на нескромный лад, предаваться сладострастным, волнующим, как объятье, мечтам, воскрешать в памяти все то постыдное, тщательно скрываемое и упоительное, что совершается на ложе страсти.»
«…„Что будет, если я осмелюсь?“ – думал он. Вспоминая то, что говорилось за обедом, он преисполнялся решимости, но боязнь скандала удерживала его.»
«Они смотрели друг на друга с нежностью, влюбленными глазами, а затем, почувствовав, что ощущение близости духовной переходит у них в жажду физической близости, порывисто обнялись и поцеловались.»
Ги Де Мопассан «Милый друг»
Как-то пришел в увольнение домой из военного училища. Был хороший, ясный, зимний день. Мама, что-то готовила, на кухне и я как раз успел на ужин. Она открыла дверь:
– Сынок, здравствуй любимый, – мама обняла и поцеловала меня.
Я любил ее такую, но не всегда был к ней справедлив. Иногда обижал резким словом. Правда после того, как она меня выводила из себя. В юности был вспыльчивым. Мог наброситься с кулаками, на кого угодно. С годами стал сдержаннее и спокойнее к ситуациям и окружающим. Но всегда старался попросить прощения. Маму прощал всегда.
Мамуля стояла у двери и ждала, когда я разденусь. На ней был домашний халат, фартук и через плечо перекинуто кухонное полотенце. Где-то в комнате сидел отец и чтото читал. Обычно, он тоже встречал меня у входа, а потом уходил по своим делам.
Наконец, мама дождалась, когда я разделся, умыл руки и прошел на кухню ужинать. До конца увольнения осталось два часа. На младших курсах я летел на крыльях, торопился домой, к родителям и сестре. Нас отпускали на два часа, без ночевки. Я быстро кушал то, что готовила, мама и бежал, обратно в казарму. Тогда, мне хватало одного рубля, чтобы доехать быстро на такси. На первом курсе стипендия была девять рублей, а к старшим курсам она выросла до двадцати двух. Поэтому я мог себе позволить такси раз в неделю. В увольнение отпускали по выходным и праздничным дням, если не был в наряде. На старших курсах разрешали жить дома, особенно женатикам.
Время было уже не для ужина, почти 20.00 часов. Итак, мама позвала отца, сестру и мы сели ужинать. В те года, родители ужинали поздно, особенно мама. Сейчас им под семьдесят и они стараются поужинать до 18.00 часов.
Родные время, чтобы сказать мне пару ободряющих слов и узнать как у меня дела.
– Как твоя учеба? – спросила мама.
– Все хорошо, устал немного, – ответил я с набитым ртом.
– Почему устал, – спросил отец.
– Да высшая математика тяжелая и английский совсем не идет в голову, – сказал я исунул очередную порцию еды себе в рот.
Еще немного посидели, пообщались все вместе, обо всем. Ужин подходил к концу. Сестра доела и пошла, заниматься своими делами. Отец, еще немного посидел, допил чай и тоже пошел в зал. А мы с мамой остались вдвоем. Она видимо ждала, когда все уйдут и хотела что-то сказать мне наедине,
– Слушай, сынок, я тут подумала, – мама тянула каждое слово.
Возможно, ей было неудобно начинать эту тему. Она знала, что я резко реагировал на некоторые темы. Особенно касаемо девушек. И она постоянно искала подходящей минуты, чтобы донести что-то до меня.
На этот раз, это была самая подходящая минута, я поел, был доволен и готов выслушать любого. Прошла небольшая пауза, прежде, чем мама выдавила из себя вопрос, – У тебя есть девушка? – спросила мама, пытаясь заглянуть мне в глаза.
Мне было, двадцать лет и моя жизнь с семнадцати проходила в казарме. А, когда нас отпускали, я стремился попасть домой, поесть и просто полежать на диване. В свободное время занимался спортом, вольной борьбой и читал книжки.
– Мама, ну чего ты опять об этом спрашиваешь, – покраснел я, так как мне былостыдно об этом говорить. С девушками дальше поцелуя ничего не продвигалось. Уединиться было негде. Для меня эта тема была больной. Я потупил взгляд в пол и старался уйти от ответа шуткой,
