*Внимание! Все персонажи и события вымышлены. Любые совпадения являются случайными.
Ночью ему приснилась Туу-тикки (*персонаж из серии книг о Муми-троллях финской писательницы Туве Янссон). Настоящая Туу-тикки, из далекого детства, а не та наркоманка, которую он видел вчера во дворе загородной виллы его матери. Дура лохматая! Тупая малолетка! Идиотка обдолбанная-передолбанная!
Проснувшись в непривычной мягкой постели, пропахшей сыростью и затхлым кондиционером для белья, он почувствовал себя еще более разбитым и совершенно несчастным. Случайно всплывший смутный образ чертовой Туу-тикки в разноцветной шапке (уже и не вспомнить, каких именно цветов она была!) и полосатом свитере навевал тоску о безвозвратно ушедшем: о теплых вечерах в огромной светлой квартире в самом центре Хельсинки; о горячем сладком какао; о строгой маме, тогда еще молодой и энергичной; о скучных гаммах, которые он часами должен был играть на старинном семейном пианино, что стояло в просторной гостиной; о новеньких красочных книжках с крупными буквами и хрустящими страничками: «Волшебная зима», «Пеппи Длинныйчулок», «Малыш и Карлсон, который живет на крыше»… В детстве он обожал читать, а строгая мама обожала покупать ему книжки.
Теперь же жизнь 47-летнего гитариста финской глэм-рок-банды «Да какие-то уроды» Кая Хямяляйнена представляла собой прямо противоположное и, согласно его нынешнему душевному состоянию, довольно-таки удручающее зрелище: бездушная пластиковая студия, которую купила мать вместе со своей загородной виллой на деньги, вырученные от продажи той огромной уютной квартиры в центре Хельсинки; пиво, коньяк, черная водка; струны электрогитары, легкие и податливые, словно подвыпившая пышногрудая фанатка; дешевые статейки в глянцевых журналах для подростков, скандальные кадры на первых страницах желтой прессы; дряхлая мамаша, почти выжившая из ума, но все еще строгая и являющаяся с увесистым кожаным ремнем в пьяных кошмарах своего единственного сыночка, обрюзгшей и потяжелевшей стареющей рок-звезды всея Финляндии, чтоб его. Мать уже, кстати, выползла из постели и пыталась наколдовать в своей захламленной грязной кухне кофе и коричные плюшки, – от запаха гари Кай, собственно, и проснулся, чувствуя себя последним куском дерьма, безжалостно похоронившим бедную Туу-тикки много-много лет назад.
Распластавшись в мягкой кровати волосатым пивным пузом кверху и бесцельно глядя в потолок, он уже было подумал, что и вчерашняя Туу-тикки, туповатая и тощая, как вылезший из пещеры оголодавший тролль, тоже ему приснилась, но в комнату с шорохом вошла попыхивающая сигаретой мать с дымящейся кофейной чашкой в руках и прохрипела надтреснутым старческим голосом:
– А, проснулся. Вставай, старик, я сварила кофе. Обойдешься без ликера. Видимо, твоя шалава все вчера вылакала, когда я уснула перед телевизором. С тебя новая бутылка, ибо я не собираюсь потчевать твоих шлюх своими запасами.
– Ты сама все вылакала, она даже в дом не заходила, и нет у меня никаких шлюх, – отозвался Кай раздражено и недовольно.
– Да неужели? Неужто ваши рейтинги упали настолько, что уже ни одна шалашовка не хочет раздвинуть перед тобой ноги?
– Мам, хватит!
Она лишь издевательски оскалила свою вставную челюсть.
– Ты вытащишь свою разжиревшую задницу из кровати или нет? Старая кляча все утро готовила для тебя коричные плюшки, прояви хоть немного уважения!
– Терпеть не могу, когда ты называешь себя старой.
– Заткнись и вылезай из кровати, говна мешок!
Кай рванул из лысеющей головы спутанные русые кудри и неслышно сматерился.
– Не ори на мать! – гавкнула мама уже где-то в гостиной.
Он невольно улыбнулся. В прошлом его мама была известнейшим в финском кинематографе режиссером, поэтому на всю жизнь обзавелась полезной привычкой носить всех подряд на пинках и отборных ругательствах, словно капризных кинозвезд, и это очень сильно помогало ей в повседневной жизни – по-другому современный человек просто не понимает, а горячо любимый избалованный сынок тем более.
– Кай, детка, я пьяна или какая-то паскуда тусуется у меня во дворе? – вдруг сказала она вчера, проглотив очередную стопку водки, которой теперь тыкала в темное окно, выходящее на задний двор.
– По-моему, тебе уже хватит, – ответил Кай, но в темноту окна все-таки всмотрелся, как будто надеялся вновь увидеть силуэт крутобедрой фанатки в коротенькой кожаной юбочке, едва прикрывающей трусы и целлюлит на заднице. – И правда, там кто-то есть, – заинтригованно констатировал он, разглядев-таки на фоне электрического зарева Хельсинки какую-то кривую сутулую тень.
– Я звоню в полицию! – отрезала мать пьяно и решительно.
– Не надо. Наверняка это фанатка или папарацци из третьесортной газетенки. И как им только удается везде все пронюхать?
– Тем более я звоню в полицию! Это вторжение в частную собственность! В конце концов, имеешь ты право на личную жизнь или нет, черт возьми?
– Не надо, будет только хуже. Уже завтра все молодежные журнальчики будут пестрить заголовками «Гитарист богом забытой рок-группы натравил полицию на свою последнюю фанатку, пробравшуюся во двор загородной виллы его спятившей матушки, у которой он заедал подгоревшими коричными плюшками разрыв со своей невестой. Желающих узнать адрес виллы просим прислать смс-сообщение на номер редакции, цена одного смс 100 евро».
