Лерка заглянула без звонка, нарядная, беззаботная и веселая, как обычно. Меня всегда радовали гости, увы, нечастые, а видеть ее было приятно вдвойне: в наше обременительное время такая птичка-щебетунья редкий подарок. Я знала, что не услышу ни жалоб (на мужа, детей, безденежье), ни сетований (на судьбу, обстоятельства, эпоху), что она приходит поделиться цветной пыльцой своих впечатлений от поездок в прекрасные дальние страны или похвастать (но и это у нее получалось мило) очередной сногсшибательной обновкой. Вот и сейчас она покружилась передо мной в потрясающем кожаном пальто, счастливо улыбаясь на мои ахи, а потом сбросила его мне на руки и, прихватив принесенный пакет, порхнула на кухню.
– Я его еще не обмывала.
На столе появилась бутылка муската, семга, пунцовые яблоки, коробка конфет, багет и ароматный сыр с зеленой плесенью.
– Ну, хлеб-то у меня есть, – обиделась я.
– Ага, какой-нибудь прошлогодний сухарь. В холодильнике, небось, опять мышь с тоски удавилась? Нет, ну так и есть – вакуум!
– А это как же? – я ткнула пальцем в бутылку постного масла. – И внизу лук с морковкой, и еще рис есть.
Лерка безнадежно махнула рукой:
– Ты неисправима. Ты хоть картошку сварить можешь?
– А зачем? Ведь ее чистить надо, а рис помыл – и все.
– Веский довод. А морковь разве не надо чистить?
– Ни в коем случае, только хорошенько помыть и порезать.
– Ты мясо хоть когда-нибудь готовишь?
– Шутить изволите? Как подумаю, что эти окорочка или того хуже, рыбу, надо разделывать – б-р-р! Все холодное, скользкое, мокрое… Нет уж, лучше рис. А если добавить еще соевого соуса…
– Кончай агитацию, дай-ка лучше нож.
Мы учились в одном классе и знали друг друга так давно, что ее бесцеремонность не раздражала. После школы наши пути разошлись – я поступила в универ, а она в институт легкой промышленности, но уже года четыре после случайной встречи на улице мы виделись довольно регулярно.
– Хоть чайник поставь, – велела Лерка, нарезая сыр.
Пришлось признаться, что чая надо будет подождать: плита еле дышит.
– Все три конфорки? – изумилась подружка.
– Знаешь, они как-то по очереди…
– Я такой растяпы сроду не видела. А нож! Им же только лютого врага мучить. Ладно, черт с тобой, открывай мускат, будем пить вместо чая.
Раскрошив пробку и благополучно утопив ее в конце концов в бутылке («Очумелые ручки», – прокомментировала Лерка), я разлила вино по бокалам. Вообще-то я пила редко, но сегодня алкоголь пришелся весьма кстати: в последнее время жизнь совсем перестала мне улыбаться. Конечно, весна и авитаминоз, но все же… Естественно, обсуждать с Леркой свои проблемы я не могла: она бы только рукой махнула и объявила меня лучшим в мире производителем слонов из мух – сытый голодного не разумеет. Вот Кларе можно бы поплакаться, но у нее столько собственных заморочек, что неловко лезть со своими мушиными проблемками, они ведь только для меня Кордильеры, а для других так, грядки огородные.
– Слушай, ты хоть когда-нибудь по сторонам смотришь? – прервала мои размышления гостья.
– В каком смысле? – удивилась я.
– Да во всех. Я вчера тебя на проспекте увидела, сигналила, звала – ноль внимания.
– Вчера? Наверное, с лекции шла, думала.
– Задумчивая ты моя, тебе давно надо не о лекциях, а о собственной судьбе поразмыслить. Ну посмотри, как ты живешь?
Я огляделась: неказисто, что и говорить. И еще эта дурацкая плита… Я попыталась уйти от ответа:
– Чудный мускат, и сыр ужасно вкусный.
– Это «Дор Блю», дорогая.
– Никогда не пробовала.
Лерка покачала головой:
– Ну почему ты такая рохля?
– Ничего себе рохля, – возмутилась я, – в двух местах вкалываю.
– А толку?
С толком действительно выходила незадача.
– Все из-за квартиры, эти метры кучу денег съедают.
– И это ты называешь квартирой? – возмутилась Лерка. – Извини, но ты заблуждаешься. У тебя в ванной того и гляди трубы полопаются – им уже лет по сто, – раковина треснула, эмаль с корыта отлетела – можно так жить?
– Душ тоже загибается, – честно призналась я.
– И того чище! Ну как с этим можно мириться? Сейчас ведь столько всего – глаза разбегаются.
– Не разбегаются, а на лоб лезут, – уточнила я. – Ты цены видела?
– Но ты же два года проторчала в Африке.
– Понимаешь, когда мама к Ленке в Воронеж уехала за Митькой ухаживать и решила там остаться, ей на эти деньги купили квартиру.
– Ни хрена себе! Ты работала, а квартира ей!
– Так ведь я и поехала в Африку квартиру заработать. Вот и заработала. Вернулась, а мне: извини, дорогая…
Я вздохнула. Мускат и вправду был замечательный; Лерка принялась чистить яблоко, но долго молчать не смогла – просто не умела:
– Все же ты сама маху дала: мыслимое ли дело – оставить мужа одного на два года.
– Так ведь я не сама, мы вместе решали, к тому же он с мамой оставался.
– Вместе решали, с мамой – детский лепет. Нашла кому верить – мужику. Тебя в какой оранжерее выращивали? Ни одному, ни за какие коврижки, уж можешь мне поверить.
– Да я верю.
– И не живи задом наперед, хватит все время оглядываться, подумай о будущем. Ты что, так и собираешься куковать в этих руинах? Годы идут, посмотри на себя – много ты в жизни хорошего видишь? Если не пошевелишься сейчас – прохлопаешь ушами до пенсии. Хочешь оказаться бабулькой с сумкой на колесах? Нет? А что ты сделала чтобы этого избежать?
