В оформлении переплета использована репродукция картины «Деревья. Клязьма (Красные стволы)» (1918) художника Аристарха Лентулова (1882–1943)
© Марченко А.М., предисловие, 2021
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
Я пришел, как суровый мастер…
В рассказе Андрея Платонова «Никита» деревенский мальчик («пяти лет от роду»), наблюдая за чужим петухом, вдруг открывает, что петух похож «по лицу» на знакомого пастуха. В тот же день Никита делает и еще несколько удивительных открытий – что у старого пня есть глаза и уши и что бабушка не умерла, а стала избушкой: «она нарочно баня, а по правде тоже человек». Но дети вырастают и забывают, что «везде есть люди», мало кому удается сохранить на всю жизнь сияющие глаза пятилетнего ребенка. Одним из таких счастливцев был Есенин. Родившись с причастием к тайне – «в мире нет ничего не живого», он приобщил к этому тайному знанию, к этому поэтическому ясновиденью и нас, своих читателей:
Клененочек маленький матке
Зеленое вымя сосет…
Хорошо бы, на стог улыбаясь,
Мордой месяца сено жевать…
Клененочек, сосущий зеленое вымя, стал чем-то вроде фирменной меты есенинской поэзии. Между тем и это знак пожизненного детства.
Однако, получив от судьбы столь редкостный дар, Есенин создал на его основе уникальную поэтическую систему, емкую, гибкую, способную выразить тончайшие нюансы духовной жизни – «все, что душу облекает в плоть». Для этого мало ума и таланта. Нужна еще и отзывчивость – чуткость ко всему новому – и в житейском укладе, и в искусстве, а главное, в самом воздухе трагического времени.
Прошло более ста лет с тех пор, как в рязанском селе в простой крестьянской семье родился гениальный мальчик, а он по-прежнему остается властителем наших чувств. Об этом, похоже, и напоминать излишне. А вот о том, что Сергей Есенин еще и гениальный реформатор русского стиха и что он недаром писал о себе: «Я пришел, как суровый мастер», напомнить необходимо. Слишком часто в последнее время светлое его имя связывается с незатейливой «простотой». Но это сугубо личные проблемы имитаторов якобы истинно русского стиля. Сам Есенин к убогой простоте, той, что хуже воровства, отношения не имеет.
Ни повторить его «опыт смелый», ни подражать Есенину невозможно. В этом смысле в его пришествии есть что-то общее с явлением Шаляпина. Оба пришли в этот мир, на эту землю из самородных народных глубин, чтобы разбудить в соотечественниках «чувство родины во всем широком смысле этого слова». И чтобы «все до единого, каких бы ни были они различных мыслей, образов воспитания и мнений», сказали, повторяя слова Гоголя: «Это наша Россия; нам в ней приютно и тепло, и мы теперь действительно у себя дома, под своей родной крышей, а не на чужбине».
Алла Марченко
