Ангелина П.
Иногда я не верю своим глазам. Не верю, когда они показывают мне это. Будто пленка остановилась, есть один кадр, я захожу на сцену. Могу пройтись, потрогать декорации.
Вон – то старое кресло, которое каждое утро драл наш кот Барсик. А в нем сижу я сама – молодая, беспечная, увлеченная, любимая, горячо любящая, до смерти любящая, до последнего вздоха…
– Мама!
Рядом деревянный стул с бумагами, ручка, карандаш. Волосы в абсолютном беспорядке: собраны в хвост на затылке и «петухами» торчат отовсюду. Читаю Пушкина и что- то чиркаю в тетради, возвращаясь то к оригинальному тексту, то роясь в словаре по Пушкину.
Я бы все отдала, чтобы предупредить ее сейчас. Ведь испытав жизнь без него однажды, она не знала, что сможет вынести ее снова. Я бы все отдала сейчас, чтобы она не узнала, каково жить с незаживающей кровоточащей половиной сердца.
Я бы отдала в миллионы раз больше, если бы смогла, чтобы он просто жил.
Слева наш диван, сложенный. А на диване спит Он. Он, бывало, дремал часок – другой после работы.
Я боюсь смотреть налево, но знаю, что рядом с ним должен был примоститься Барсик. Я боюсь, боюсь смотреть в его сторону. И все же поворачиваюсь к нему. А пленка вдруг стала прокручиваться дальше. Вот я, взглянув на него нежно и лукаво, убираю книгу на стул, и иду к нему. Присаживаюсь на полу рядом, целую закрытые глаза. Его губы растягиваются в нежной улыбке, он просыпается, целует меня в ответ и только потом открывает глаза – черные, как горящие поленья нетлеющего очага. Мы говорим, смеемся о чем- то. У нас был еще целый год впереди.
– Мама!
– Да?
Наконец, стоя в дверном проходе, я замечаю Алю. Теперь здесь все по – другому. Многое. Более – менее скромный ремонт, без излишеств, ибо меня всегда мало заботили разные бытовые мелочи. Придумать что-нибудь «эдакое» с интерьером – заведомо провальное испытание для меня. Кроме того, я доверяюсь Але, она творит практически все, что хочет с обстановкой. Ее вклад так и остается самым внушительным в добавлении элементов декора будь то куклы, игрушки, салфетки, подвески или что- то еще, названия чего я не знаю. Сейчас в том углу, где стояло кресло, соседствуют два новых, менее массивных, между ними – журнальный столик, а за ним – высокая пальма, наряженная чуть скромнее, чем новогодняя елка. Аля с любопытством смотрит на меня, сидя под все еще экзотическим для меня растением с чашкой кофе.
– Будешь кофе? – предложила она после почти незаметной паузы. Однако я ее заметила. Я часто задумываюсь о чем- то, улетаю в параллельный мир, и часто – в прошлое. Аля тактично опускает вопрос, о том, где сейчас я витаю, потому что бережет мои чувства. Хотя я думаю, что ей уж не обязательно быть такой осторожной. В конце концов, лет семь я при людях не плачу, даже при Але.
– Да, дочь, я здесь сяду. Прихвати печенье. Угу, вон то. Спасибо.
Как приятно, что рабочий день заканчивается не поздно. А сегодня за отсутствием других дел, я и вовсе оказалась дома уже в четыре – удивительно свободный день!
– Тебе позволили немножко побездельничать? – усмехнулась Аля, почти галопом подскакивая ко мне с чашкой кофе и с печеньем на блюдце.
– Да, можно сказать и так, – посмеялась я. – Спасибо, доча.
Дождавшись, пока я поставлю все принесенное на столик, Аля крепко обняла меня и громко чмокнула в щеку. Эх, я рада едва ли угасшей с детства ласке, но не тому, что она меня так ждет иногда, так радуется моему приходу. Я бы предпочла, чтобы она пропадала до вечера с друзьями и обсуждала то, что не очень удобно обсуждать с матерью.
Вот за что ей это?
Аля, сев на второе кресло, принялась разворачивать конфету.
– Да, представляешь, после уроков всего лишь полчаса записывали видео на конкурс чтецов с Машей…
– Цветаеву? Что все- таки выбрали?
– «Пригвождена». Полностью Машин выбор. Я только снабдила необходимыми литературоведческими знаниями, дала послушать современный романс – помогла прочувствовать. И больше меня сегодня никто не дергал. Так что я счастлива как никогда, – я зевнула и потянулась.
– Ты, Аль, пойдешь еще куда- нибудь? Сходи: погода замечательная. До дедов прогуляйся, или еще куда- нибудь…
– Не знаю, мам, посмотрим, – Аля, чуть нахмурившись, уткнулась носом в полупустую чашку.
– Не вешай нос, дружок, – я попыталась приободрить дочь. – Пойдешь завтра в школу?
– Ммм, – Аля снова нахмурилась, припоминая расписание, – нет, в пятницу пойду. Там контрольная по алгебре, и долгов побольше сдам, похожу по учителям.
– Ну и Бог с ней, в пятницу сходишь, суббота – покороче, и воскресенье будет уже, официальный выходной, – я сглотнула. – Дочь, год еще остался, потерпи. Даже меньше, – добавила я, вспомнив, что сейчас сентябрь. – А потом…
Аля выжидающе на меня посмотрела, подняв брови, как будто ей было интересно, какого рода бред она сейчас услышит.
– … все, что пожелаешь. Захочешь – возьмешь перерыв, подумаешь год – два, куда поступать. Захочешь – поступишь и уедешь отсюда.
Мой голос предательски дрогнул на последнем слове. Я не представляла, пока не представляла нас с ней в разных городах, Алю – в одиночестве.
