То, что я сейчас пишу, – не дневник и не воспоминания. Дневник я начинал писать много раз, но дальше записей четырех дней подряд не продвинулся. И дело здесь вовсе не в лени и не в загруженности делами. Может быть, привычку записывать за собой надо вырабатывать в детстве, как, например, привычку мыть руки после и перед.
Не знаю.
С воспоминаниями все проще и хуже. Воспоминаниям мне почему-то удается предаваться лишь с Полом и еще в другом месте. Пол, мой друг детства, Великий Воспоминатель, по профессии своей бытописатель, то есть журналист. Но то за деньги, а для души он помнит все, что с нами происходило с трехлетнего возраста, когда нас свел вместе обряд вытирания носов платком нашей нянечки Ани (это по словам Пола, я не помню). Пол регулярно вспоминает сам и напоминает мне все давно и в общем-то, справедливо забытое (мною), но бережно хранимое (им). Происходит это при наших регулярных встречах и, с неизбежностью разливов Нила, смывается алкогольной волной. Так что к утру следующего за вечером воспоминаний дня, все возвращается на круги своя: я смутно помню, где мы были и о чем говорили последние 15 часов, Пол помнит все.
Что же касается другого места, то оно другое место и есть. Сидя в другом месте, я действительно многое вспоминаю (а многие события мысленно переигрываю в свою пользу), но память о прошлом поневоле выходит с душком, который не то чтобы совсем мне неприятен, но и не совсем необходим.
Начнем сначала: здесь и сейчас я ничего не вспоминаю, а просто фиксирую события, случившиеся со мной за последние две недели. Фиксирую объективно и по возможности точно, поскольку события эти не то чтобы необычные, а просто невозможные. Ибо что может случиться в реальной жизни с доцентом по кафедре истории и культурологии, пережившим 40-летие и оставившим позади все возможные развилки жизни? Объясняю: во-первых, он может стать профессором; во вторых, что скорее, он может не стать профессором. Больше ничего.
Да, кстати, здесь – это в Москве, у себя дома, в двухкомнатной квартире сталинского дома на Третьей Фрунзенской улице. «Хорошо оборудованный склеп» – так назвала ее одна моя недолгая гостья. Не знаю, мне нравится. А сейчас – это шесть часов пополудни в субботу. У меня впереди еще вечер и почти вся ночь, чтобы изложить свои поступки и, по возможности, соображения, которые привели меня к решению покинуть этот мир именно сегодня и именно тем способом, который я выбрал. Хотя, возможно, мое решение и не совсем мое. Скорее оно было предопределено цепью событий, начавшихся в последнее воскресенье августа, две недели назад.
Итак…
В тот день, по установившейся традиции (а я ее сам установил и чту последние десять лет), я отправился на «вернисаж» в Измайлово, а точнее, в его антикварные ряды, представляющие собой вполне жизнеспособный гибрид блошиного рынка и отлаженной структуры по сбыту «фальшаков» объевшимся икрой иностранцам и женам новых наших богачей средней руки. Больше всего тут икон, на которых даже трещинки поленились нарисовать новодельщики, а также самой разнообразной домашней утвари последних трех веков, утащенной у одиноких старушек.
