Мутная вода белёсого побережья оставила след на песочном замке. Малыш, его построивший, скорей всего, уже спит животом кверху. Он изрядно устал, просматривая мультфильмы один за другим, пока его родители тратили очередные сутки на работу. На всю Вселенную, какой бы огромной она не оказалась, здесь единственное место, где люди до сих пор ходят на работу. Странно, каким образом происходят изменения. Внутренняя среда частенько борется против внешнего влияния без ведомой на то причины.
Железная дорога растелилась аккурат по шаткому мосту, который был построен лет сто назад. С тех пор им никто не интересовался. Вообще в этом городе, изживающем свою кирпичную операционную систему, разрушение спровоцировано безразличием. Пусть отдельная единица и выражает мысль о том, что грядут перемены, о том, что хочется жить иначе. Но совокупность этих единиц представляет собой размытое ничто, не имеющее ни голоса, ни эха. Точнее, ничто, потерявшее свой голос в толпе безликих.
Парадокс вышеуказанной толпы в том, что она мечтательна и одновременно лишена фантазии. Грядущее воспринимается как манна небесная, которой был оплачен долг. Переменность, положительность, вознесение справедливости – бесконечная вера в то, что каждому воздастся за его поступки. Вера в то, что искупление принимает суть смысл, суть содержание человеческой жизни – в заводских трущобах, осаженных потом, пылью и спиртом.
Полумёртвых пьяниц выбрасывало на берег, словно иностранцев на фиктивные острова. Эти взрослые мужчины, спрятавшие в своих домах жён и детей, напивались под глубокий фиолетовый вечер – и, разглядывая в отражении воды характерный цвет планеты, падали плашмя, глотая солёную грязную воду, которая уносила вдаль и мужчин, и очистки с завода. Иностранцы, к слову, каждый вечер сходили с вагонов, разыскивая знакомые черты братской лесостепи. Любой из них готов пожать руку, обнять или хлопнуть соседа по плечу, только бы ухватиться вновь за то прошлое, которое уже не вернуть. Они прибывали сюда, даже не всматриваясь в небо – три планеты выстроились в ряд, космические корабли исследовали просторы космоса, роботы выполняли практически весь физический труд, но здесь – на фиктивных островах, до сих пор отключали горячую воду и требовали деньги за проезд на троллейбусе.
Леннард прибыл в город абитуриентом. Этот щуплый, скромный и тихий мальчик собирался получить высшее образование, отношение к которому безразлично как минимум у половины населения этой планеты. Но мудрость родительская гласит о том, что человек обязательно умирает там, где родился. Он топчет как полоумный воду в ступе, пока пятки не загорятся алым пламенем. Область приветствовала корочки с подписями старых ректоров, поэтому Леннард незамедлительно был отправлен в соседний город – стать студентом и напроситься в комнату к своей тётке Кларе.
Тётка, в администрации – начальница Кларисса, по молодости и легковерности выскочила за первого попавшегося хирурга, который к тому времени и скальпель в руки не брал, но под юбки уже заглядывал. Она быстро родила ему дочь, которая к совершеннолетию смекнула, что город давно умер, и уехала автостопом на поиски счастья. Сын, которому на сегодняшний день не больше восьми лет, всё детство провёл у телевизора за просмотром мультфильмов. Родители пропадали днями на работе, детский сад отказывался заниматься мальчиком с издержками – Алану поставили неизвестный диагноз, который местная медицина не отыскала в справочнике. Мальчик не воспринимал окружающий мир, не шёл на контакт с людьми, смотрел в экран, стягивал вместе со скатертью еду со стола и уплетал прямиком на полу. Ещё Алан любил складывать разный вещи в свой шкафчик, плакал, когда оставался один дома и абсолютно никак не реагировал, когда на него повышали голос или поднимали руку (пьяный хирург был замечен). В общем, соседка говорит, что он – кретин, отец смирился с тем, что сын аутист и ему никак не помочь, а мать и вовсе старается утопить свои мысли в работе, так как оба ребёнка оказались ей не подвластны.
Сестра попросила приютить Леннарда на время поступления. Чужой сын Клариссу не интересовал, но таким образом она надеялась, что хирург перестанет беспробудно пить.
– Постыдись чужого человека! – нагнетала Кларисса, пока хирург собирал свои мысли поутру.
– Я никого не жду, – спотыкаясь на каждом слове, отвечал хирург. – Я, между прочим, хозяин этого дома!
– Рот закрой, хозяин, – Кларисса собиралась на работу, пока хирург не мог встать с дивана.
Старый хлебозавод покрывался бодрой плёночной ржавчиной, пока у его порогов, смешиваясь в тенях старых деревьев, резвились юные сыновья и дочери. Кто знает, сколько им лет, но их будущее закладывается где-то на мимолётном промежутке времени – от первых сигарет и поцелуев, до случаев воровства, домогательств малолетним и употребления запрещённых моральным устоем общества препаратов. Потому что все бедные семьи похожи друг на друга. Потому что все перемолотые станком человеческие души в физическом теле имеют одно и то же лицо. Потому что все, кто был рождён на островах – продукт цельный, неразделимый и взаимосвязанный. Это пропорция той среды, в которой мы рождены – мы всегда её часть, её натуральная соразмерная частица.
