До отправления поезда оставалось почти пять минут. Я успел! Теперь только одно желание – отдышаться. Плюхаюсь на крайнее сиденье. Фу-у-у… Бегун пока из меня неважный: четыре недели в больнице с воспалением лёгких – это не спортивные сборы в высокогорном лагере. Воздуха не хватает, сердце судорожно рвётся из груди неведомо куда, в глазах разноцветные окружности мельтешат. Ничего-ничего. Сейчас всё устаканится. Фу-у-у… Уже легче и жить хочется, а как же может быть по-другому, если начало апреля. Весна повсюду наступает широким фронтом: грязь и вода при поддержке ярких солнечных лучей добивают остатки снега и льда, а кое-где, на припёке, уже лезет из серого мусора зелёненькая травка победы. Народ расстегнул куртки, снял шапки и надел резиновые сапоги. Напротив моего окна, на фоне огромного штабеля черных шпал бежит мужик в серой телогрейке, белых кальсонах и в калошах на босу ногу, а за ним гонится баба в застиранной зелёной фуфайке, в черных валенках и со скалкой в руке. Эта весёлая картинка так благодатно подействовала на мой организм, что он тут же забыл все невзгоды недавнего кросса.
– Да, здесь не Рио-де-Жанейро, – вдруг, залетела в голову шальная нелепая мысль, – хотя некоторая часть населения и бегает по улицам в белых штанах.
Я улыбнулся, открыл сумку, достал книгу и стал читать о том, как слесарь Клим Привалов борется со всякими там «ловцами пиастров». Загудел тепловоз, вагон слегка дёрнулся, и как раз в тот момент вбежал ещё один пассажир. Это был старик – лет шестидесяти или около того. Он часто дышал, хватался за грудь и, прямо-таки, свалился на сидение, как раз напротив меня.
– Вам плохо? – спросил я старика.
– Ничего, ничего, – махнул тот рукой. – Бежал быстро, боялся – не успею. В буфете подзадержался. Сейчас отдышусь… Я –то думал: поезд как поезд, прыгну в последний вагон… А тут, этот последний вагон оказался и первым. Ох-хо-хо… Пришлось вдоль всего перрона скакать. Чего народу-то так мало?
– Не сезон, – пожал я плечами и решил немного поделиться воспоминаниями. – Вот в августе, когда я ехал в Лесное, так было, аж три вагона и все битком.
– Так вы в Лесном живёте? – старик вытащил из кармана большой носовой платок и вытер лицо.
– Да, – кивнул я, – в августе приехал по распределению работать в школу леспромхоза.
– Что, там и школа ещё есть? – спросил мой попутчик, с превеликим интересом разглядывая вагонный коридор.
Я, поддавшись магии его интереса, обернулся и наклонился вправо. Вагон плацкартный, а потому на виду у меня оказался только один пассажир с бокового места – коренастый мужчина лет сорока в темно-синей демисезонной куртке и в черной кепке. Пассажир внимательно смотрел в окно, не обращая на нас никакого внимания. Я быстро повернулся к старику и торопливо ответил на его вопрос.
– Восьмилетка.
Потом мы познакомились. Звали моего попутчика Игорем Павловичем. Он – из бывших военных. Сейчас на пенсии. Долго собирался и, наконец, решил посетить свою малую родину.
– Деревня Воронино, – мечтательно вздохнул Игорь Павлович, – от Лесного шесть километров. Лучшие годы у меня там прошли. И представляете, молодой человек, чем старше становлюсь, тем ярче воспоминания. Почитай, тридцать лет не был, а закрою глаза, так всё, будто наяву. Думал я, думал и решил: или сейчас, или никогда. Собрался и в путь!
А поезд наш, между тем, уверенно набирал ход. Остались позади: сплошь усеянная шелухой от семечек и мятыми окурками щербатая платформа, угольная куча рядом с огромной лужей, поверхность которой играла на солнце всеми цветами радуги и ржавый остов товарного вагона, опутанный мертвыми стеблями прошлогоднего бурьяна. Промелькнули серенькие хибары городской окраины, и теперь за окном тянулся скучный кювет с талой водой да мокрые стволы хвойного леса, а из-за стволов кое-где выглядывал прятавшийся от весеннего наступления бледно-серый снег. Я опять открыл книгу, но почитать не получилось. Не успел я одолеть и второй страницы, как из середины вагона раздался возмущенный девичий крик.
– Чего тебе надо?! Отвали, козёл!
– Ты, чего, шалава, – сразу откликнулся на крик, хриплый голос приблатнённого хулигана. – Я же, типа, по-хорошему? Чего ломаешься?
Мой попутчик насторожился, как-то весь подобрался, напружинился, готовый сию же секунду броситься на помощь слабому. Я тоже обернулся, чтоб поддержать делом, в случае чего, своего нового знакомого, но совершить подвиг, нам на этот раз было не суждено.
– А ну, прекратить! – раздался строгий женский голос. – Пошёл вон отсюда!
– Всё, всё, всё, – забормотал хулиган и, покачиваясь, побрёл по вагонному проходу в нашу сторону. – Я чего? Я ничего. Всё путём. Развопилась мне тут… Стерва…
Урка посмотрел на нас, а потом сел напротив гражданина в чёрной кепке, который всё также, не отрываясь, смотрел в окно.
– Слышь, зёма, закурить дай? – начал задираться хулиган в поисках так желанных ему приключений. – Чего молчишь? Борзый что ли?
Мужчина что-то шепнул на ухо урке и тот быстро ретировался.
– Понял, понял. Братан, базара нет…
Опять стало тихо, только стук колёс и скрип старого вагона. Я снова хотел открыть книгу, но тут поезд остановился на маленьком полустанке. К двери из глубины вагона подбежал юнец лет шестнадцати – лохматый, с глазами голодного кролика на бледно-сером лице. Юнец высунул голову на улицу, а потом опять пробежал мимо нас на свою половину вагона. Странный тип. Поезд дёрнулся и покатил дальше. Вагон притих и я, наконец-то, стал читать о подлецах-расхитителях, «окопавшихся» в руководстве меховой фабрики. Но в момент важного разговора сотрудника МУРа Климова с начальником караула Перепёлкиным, меня тронул за руку Игорь Павлович.
