Иван вроде бы и смотрел в монитор компьютера, однако перед глазами все назойливее и назойливее мельтешили извлекаемые из памяти детали произошедшего в этот вечер с ним.
Курьез? Нет, курьезом такое не назовешь. Курьез должен быть забавным, смешным, но что-то как-то вовсе не до веселья. Происшествием – тем паче. Чтобы состоялось происшествие, должно случиться всё-таки что-то более ощутимо-весомое, имеющее весьма значимые последствия. Конечно же, можно было бы обозвать всё видением, а вместе с этим понятием и зашвырнуть куда подальше текущие свои рассуждения. Но он знал прекрасно, что ему не показалось и не померещилось. Он действительно видел его. Причем так отчетливо и, самое главное, все произошло столь естественным образом, что не было абсолютно никаких сомнений в его реальности.
Впервые за несчетное количество поездок к роднику вышло так, что Иван оказался там совершенно один. А ведь лишь начинало смеркаться. И день воскресный. Обычно народу в такую пору – бывает, что и по получасу стоишь, а то и боле, покуда твоя очередь подойдет.
Дело все в том, что в городе Пушкино, где наш Ваня изволил проживать, сколько он помнил, всегда существовала проблема с водой. И не то, чтобы с ее наличием, или, как кое-где случается, давление, к примеру, слабое. Нет, и с наличием, и с давлением все в полном порядке. А вот сама водица-то по своей природе была отнюдь не константой. То чистейшая, как слеза, и, если ванну такой наполнишь, она имеет приятно-голубоватый оттенок. А иной же раз, напротив, как рванет из крана ну до того ржавая, что кажется, будто это и не вода вовсе, а смыв с какого-нибудь застрявшего в прошлом, а то и в позапрошлом столетии промышленного производства.
Слухов всяких, да кривотолков на её счет гуляло по городу предостаточно. Но, все же, перебираясь в квартиру в новостройке микрорайона Серебрянка, Иван искренне верил, что ситуация с водичкой из водопроводного крана пренепременнейшим образом изменится. Но ведь редко кому удается, переселяясь в новое жилье, оставить за его пределами все свои старые проблемы. Вот и на новом месте жительства Ивана с водицей все обстояло абсолютно так же, как случалось на прежнем.
Жители, всяк по-своему, приспосабливались. Иван, например, еженедельно мотался к полюбившемуся ему роднику в Мамонтовке. А поскольку количество желающих набрать «правильной» водички с постоянным ростом численности населения города, – ввиду его массовой спринторско-захватнической застройки, – также регулярно возрастало, являлось просто невероятным нонсенсом то самое обстоятельство, что не то, что очереди, а и совсем ни единого водопийцы, кроме самого Ивана, у родника не оказалось.
Наполнив двадцатилитровую бутыль, Ваня водрузил ее на стоящую чуть поодаль деревянную скамью и с намерением хлебнуть водицы напоследок вновь спустился к источнику. Когда же потянулся к водоносной трубе, нечаянно заострил внимание на том обстоятельстве, что на месте, где несколько секунд назад стояла его бутыль, в находящемся под двадцатисантиметровым слоем воды грунте, как Ивану изначально показалось, будто бы под камнем, что-то зашевелилось. Вскоре сообразил, что шевелилось отнюдь не под камнем, а то самое, что он за камень-то и принял . Оно было округлой формы, размером с куриное яйцо, а сверху на его поверхности, деля ее на две симметричные части, тонкой полоской прорастало что-то напоминающее верхний рыбий плавник. «Камень», потихоньку всплывая, приподнимался надо дном, и уже был заметен тоненький, уходящий в грунт отросток снизу него.
Лишь только Ваня более пристально вгляделся в перемещающийся в воде объект, как указанный плавник, раздвоившись, в одно мгновение раскрылся. Это был глаз. Да-да, полноценный глаз. С глазным яблоком, с веками, с радужной оболочкой, со зрачком, с ресницами, наконец, принятыми изначально Иваном за плавник. И оказался он вовсе не рыбьим или глазом земноводного, как следовало бы, пожалуй, предположить. Нет. Это был глаз сухопутного млекопитающего. Он поводил зрачком по сторонам и остановился на опешившем двуногом создании взглядом доброго и умного животного, похожим если не на человеческий, то, как минимум, на собачий или лошадиный, на худой конец.
Наглядевшись на Ивана, мигнув, а может быть даже и подмигнув застывшему в недоумении человеку, глаз перевернулся таким образом, что стал смотреть не вверх – в сторону неба, а вперед – вдоль поверхности воды, в направлении отстоящей метра на четыре реки, куда родниковая водица успешно из трубы и утекала. После чего не спеша проплыл под деревянным помостом с возвышающимся на нем исполином Иваном и юркнул в реку. Бывший ранее снизу, а теперь уж позади отросток оказался небольшим хвостиком, чьи извилистые движения и позволяли загадочному существу уверенно перемещаться в воде.
Первое, что сделал Иван, когда оно продефилировало под ним, это положил ладони себе на макушку, вероятно, подсознательно проверяя, не восстали ли на ней волосы. Потом зачем-то и непонятно на кого очень крепко и весьма смачно выругался. Но, тут же, смекнув, что сделал это чрезмерно громко, огляделся по сторонам, – по-прежнему никого, даже проезжих машин и тех не оказалось на дороге. После чего уж совершенно неожиданно для себя самого перекрестился на сооруженный здесь же, на роднике, деревянный крест. Чего ни разу, признаем, не делал за полтора десятка лет, бывая в этом месте. Перекрестившись же, как-то очень тяжело выдохнул, еще разок – видимо для пущей надежности – с не меньшим прежнего смаком проматерился и, наконец, сплюнул.
