Шёл 2018 год. Знаете, климат в «Маленькой Одессе» ничем не отличается от погодных условий в России средней полосы. Поэтому переезд из провинциальной России начала девяностых в суровую действительность капиталистического запада дался мне легко. На тот момент мне было 4,5 года. Помню только, что рядом с детским домом, где я находился до полета через океан, была большая церковь из красного кирпича. Колокольный звон был настолько прекрасен, что иногда он мне до сих пор грезится. Первые дни на новом месте я, конечно же, скучал по ребятам, моим друзьям, которые остались в интернате, но через некоторое время судьба меня свела с Томом, американцем в четвертом поколении, Рупертом, внуком не особо известного валлийского писателя, и Джоном. Он-то и проводил для меня каждодневный экскурс в местные культурные традиции и американский язык.
Джонни, так ласково я его называю и до сих пор, с семьей переехал в Брайтон за год до моего появления. Сам он знакомых имел достаточно много, но особо взаимопонимания с тем же Томом и Рупертом не находил. Любой разговор с последним всегда превращался в спор, а иногда перетекал в драку. В нашем доме, а жили мы все в одном здании, других детей просто не было. Не с пенсионерками же обсуждать только что купленную папой на день рождения приставку. В соседних домах жили в основном неблагополучные семьи, поэтому нам не разрешалось с ними связывать, хотя они мне все очень нравились.
Что именно сподвигло к переезду семью Джонни в район, где чаще русского слова «Привет» встречается разве что «fuck», я не знаю. Братьев и сестер не было. Отец его, мистер Тейлор Сандлер, был адвокатом, честно защищавшим любой сброд в суде. Парадокс, он защищал соседских малоимущих многодетных мамочек, но с детьми их разговаривать не разрешал. Иногда я не понимал, зачем он защищает того, кто стопроцентно виноват: бездомный ли, укравший багет с сыром, наркоман ли, обнесший квартиру старого еврея, проститутка ли, обчистившая пьяного водителя такси, уснувшего во время родео. Только со временем, повзрослев и пощупав дно жизни, я начал догадываться об истинных причинах его действий.
Мама Джонни, миссис Алесандра Сандлер, была внучкой старого итальянца, который по молодости по глупости успел вступить в партию Муссолини и вскоре выйти из неё, осознав губительную для своего народа силу этого объединения. Работала стоматологом в частной клинике. Она была чрезмерно хрупка и набожна. Когда я заходил к ним в дом, в третью от входной двери по правой стороне комнату, то непроизвольно перекрещивался, хоть и не был верующим мальчишкой. От обилия икон и свечей рябило в глазах, оставались ожоги на сетчатки, и долго яркие пятна загораживали взор. Свечи, конечно же, были электрическими, не забывайте какая фамилия у главы семейства. Если покупать настоящие в том количестве, в коем они были представлены в комнате, семейство Сандлеров давно бы разорилось.
Миссис и Мистер Сандлер были просто идеальной парой. Чтобы вам проще было представить: часто для афиши с рекламой нового бургера местной закусочной делают особый специальный бургер, который выглядит так, что невозможно его не купить. Приходишь ты, потенциальный любитель булочек и лишнего веса, и говоришь: «Хочу вот этот с афиши» – а получаешь будто пожёванный кем-то пирог с фаршем. Представили? Так вот Семья Джонни – это идеальная семья с плакатов, и такой она является не только снаружи, но и изнутри. Даже окунувшись в атмосферу их повседневного быта или бытия, как хотите, картинка не менялась на «пожёванную», а часто начинала, помимо всего прочего, покрываться глянцем.
Джонни же слегка портил картину. Его никогда нельзя было назвать идеальным сыном идеальных родителей. Свод правил, который бы был толще Библии, если бы его записывали, по которым должен был жить Джонни, угнетал его. Свободолюбивый и своенравный Джон не мог жить по чьим-то законам, он всегда писал свои. Но при этом, когда затевался спор с Рупертом, он никогда не ударял первым. Во-первых, это был бы быстрый нокаут, во-вторых, это было не в ЕГО правилах.
Так получилось, что нас с ним связал на веки вечный один и тот же недуг. У нас у обоих была с детства бронхиальная астма. У меня она была всегда, сколько себя помню, в двухлетнем возрасте диагностирована официально и задокументирована астма тяжелой степени, как следствие осложнений после перенесенного бронхита. Это наказание легло на крепкие плечи моих воспитателей, которых я уже совсем забыл. Помню только одно имя Мария Ивановна. У Джона была более легкая форма, но оба мы всё детство отбегали с аэрозолями в карманах для снятия спазмов в легких. Кому-то для хорошей жизни и счастливого детства нужны были велосипеды, новые кроссовки и абонемент в кинотеатр, а нам просто нужен был «Сальбутамол». Да и до сих пор, не смотря на явные улучшения здоровья обоих, балончик с волшебным аэрозолем всегда под рукой – привычка. Кроме этого, у Джона была забавная анатомическая особенность. Когда он давал «пять» при встрече, мизинец странным образом оттопыривался в сторону, будто он не собирается дружить со своими старшими братьями по ладони.
