Хорошо сидеть дома, когда за окном дождь. Не дождь, а настоящая буря. Не буря, а тайфун. Цунами. Ураган. Ветер рвёт с корнями деревья. От грома трясутся стены. В окнах дребезжат стёкла. А ты сидишь дома… Сидишь и выдумываешь всё это: про ураган, про цунами, про дождь…
Нет, дождь идёт на самом деле. Только тихий и какой-то неуверенный. Он робко стучит в окно. Струится по стеклу тонкими змейками. На столе горит лампа. На кресле лежит плед. Под пледом…
– Доченька! Вынеси, будь добра, мусор!
Доченька – это, конечно, я. Я сижу в кресле, под пледом. В руках у меня книга. Интересная, между прочим, книга. Про пиратов, пиастры и одноногого Джона Сильвера. Про «йо-хо-хо» и чёрную метку. Я читаю и одновременно слушаю дождь. Слушаю и радуюсь, что вот он идёт, а я сижу. Сижу дома, в тепле. На столе горит лампа…
– Иду, мамочка!
Я откладываю книгу. Выключаю лампу. Наматываю на шею шарф. Мусоропровода у нас нет, и мне придётся тащиться с ведром на улицу. Туда, где дождь, и цунами, и ураган.
– Не задерживайся!
– Хорошо, мамочка, не волнуйся!
Первое, что я увидела, выйдя на улицу, была огромная лужа. Она разлилась от подъезда до самой помойки. А в центре лужи, в самой её глубокой середине, стояла Танька. Стояла, раскинув в стороны руки и запрокинув к небу голову. Зажмурившись, подставляла дождю лицо. Улыбалась. Вид у Таньки был блаженно-глупый. Как, впрочем, у всякого счастливого человека.
– Ты чего это, Тань?
– Простужаюсь, – не поворачивая головы, ответила Танька.
– Зачем?
– Завтра ж контрольная.
– Ну и что?
– Тебе ничего, а мне… Слушай! – Танька повернула ко мне голову и открыла глаза. – Давай вместе?!
– Чего?
– Простужаться! Вставай рядом, – Танька широким жестом указала на лужу, словно это и не лужа вовсе, а её царская вотчина.
– Не, – сказала я, – меня мама ждёт.
Осторожно, стараясь не промочить ноги, я обошла Таньку и направилась к помойке. В нос мне ударил кислый запах тухлого лука и гнилых картофельных очисток. Пока я вытряхивала мусорное ведро, Танька бубнила:
– Никакой в тебе романтики. Скучный ты человек. И жизнь у тебя скучная. Серая у тебя житуха.
В общем-то, Танька права. Жизнь у меня действительно скучная. Неинтересная. Без историй и приключений. Без сумасбродств и потрясений. Без фантазии и полёта. А всё потому, что я очень послушная девочка. Я всегда делаю, что мне говорят. Вот, пожалуйста: выношу в дождь мусор. Не грублю взрослым. В автобусе уступаю место пожилым людям и пассажирам с детьми. В школе получаю пятёрки. Дома подметаю пол и мою посуду. В мороз надеваю шапку и тёплые штаны. Не грублю… ах, да, это уже было…
– Ну что тебе стоит постоять со мной? Ну, немножко? – продолжала ныть Танька, пока я на цыпочках пробиралась по краю лужи к своему подъезду. – Постояли бы, попростужались… эх, скучный ты че…
– Танька! Ах, ты! Чтоб тебя!!!
Мы с Танькой одновременно оглянулись.
От автобусной остановки к нашему дому, волоча огромную сумку и размахивая зонтом, неслась тётя Катя – Танькина мама. «Ну, сейчас начнётся», – подумала я и на всякий случай отошла на безопасное расстояние.
– Ах, ты! Чтоб тебя!!!
Тётя Катя, как тяжелогружёная баржа, взрезала гладкую поверхность лужи и подняла целый фонтан брызг, окатив ими Таньку, себя и немножко меня. Танька принялась дико хохотать и подпрыгивать, топая и расшвыривая ногами воду.
– Чтоб тебя!!!
Тётя Катя попыталась дотянуться своим зонтом до Танькиного зада. Но Танька как безумная скакала и носилась кругами по луже, увиливая от тёти Кати и её зонта.
– Чтоб тебя, окаянная! Выйди из лу-жи! – ругалась тётя Катя.
А Танька только смеялась. Трясла головой. Дрыгала ногами. Так они и неслись до самого подъезда: все мокрые с ног до головы. Танька хохотала, вихляя задом, а тётя Катя размахивала зонтом и своей огромной сумкой.
Да, что и говорить, жизнь у Таньки весёлая. Не то что у меня…
– Плохо, – задумчиво сказала Танька.
Мы стояли на перемене у окна. Танька внимательно разглядывала в своём дневнике жирную красную двойку.
– Что плохо? – спросила я.
Хотя и так понятно, что «плохо». Простудиться в тот раз Таньке так и не удалось. За контрольную ей поставили двойку. И теперь тётя Катя заставит Таньку стоять в углу. А Танька стоять не будет. И тётя Катя будет гоняться за ней с веником по всему дому.
– Не расстраивайся, Тань, – отчего-то мне вдруг стало её очень жалко, и я положила ей на плечо руку, – как-нибудь…
– Не расстраивайся?! – Танькины брови поползли вверх от удивления. – Почему это я должна расстраиваться?
– Ну… как же, – настала моя очередь удивляться, – ты же… сама… плохо тебе…
– Не мне, – сказала Танька.
– А кому?
– Тебе!
– Мне?
– Тебе, тебе! – Танька сбросила со своего плеча мою руку. – От тоски и безысходности!
– Безысходности? – опешила я.
– Ну да! У тебя за контрольную что? Опять пятёрка?
– Ну.
– Ну вот! Тоска и безысходность. Не надоело?
Танька уставилась на меня серьёзным пристальным взглядом. Я не знала, что ответить.
– Не надоело? – переспросила Танька и зловеще сощурила глаза. – Так и будешь всю жизнь получать свои пятёрки и выносить мусор. Так и будешь…