Наконец ее соседка угомонилась. Уголовница уснула и громко храпит. Этот булькающий храп сокамерницы не дает ей сосредоточиться и спокойно подумать. Подумать обо всем.
Сейчас глубокая ночь. Кира сидит на нарах уже вторые сутки и, как неопытная гадалка гадает, чем же закончится вся эта история. Но необходимо поспать, чтобы завтра мозги были свежими, и она смогла противостоять напору следователя. Кира с сожалением стянула с ног дорогие итальянские сапожки на тоненькой высокой шпильке и небрежно бросила их на грязный пол камеры, затем уперлась спиной в стену неопределенного цвета, плотнее закуталась в голубую норковую шубку и начала понемногу согреваться. Шубка, купленная ею когда-то в Греции, была легкой, почти невесомой, но такой теплой.
Кира прикрыла глаза, но сон не желал приходить к ней. Слишком много мыслей роилось в голове, а разыгравшееся воображение снова и снова подбрасывало страшные картинки будущего. Вот она на очередном допросе, а вот – в зале суда, где строгий и принципиальный судья зачитывает приговор. Вот она в камере с женщинами, которые уже осуждены. Уголовницы пристают к ней, а она безропотно выслушивает их насмешки и издевательства. А ночью в душной камере она боится уснуть, потому что самая наглая бабища пригрозила ей тем, что этой ночью отымеет ее по полной программе.
Кира вздрогнула от омерзения и открыв глаза, уперлась взглядом в пустоту.
Да, сейчас она честно может признаться себе в том, что ей страшно, очень страшно. Да, она боится. Боится неизвестности. Страх все нарастает и нарастает. Кажется, что совсем скоро он заполнит собой всю камеру, и она умрет от удушья.
Дрожащей рукой Кира стянула у горла воротник шубки, и в который раз обвела взглядом камеру. Камера неимоверно грязная. Заплеванный деревянный пол не убирался, наверное, с начала времен. Из разбитого окошка, забранного толстой решеткой, расположившегося почти у самого потолка, нестерпимо дует. Зима в этом году необычно суровая: морозная и вьюжная. Тусклый свет лампочки, спрятанной в грязном плафоне, едва освещает место, где Кира не хотела бы оказаться даже в самом страшном сне.
Кира подтянула колени к груди и укутала полой шубки ноги. Теперь они не так стынут…
Арест был неожиданным. Как известно, все беды и неприятности сваливаются неожиданно. Она не была к этому готова, как не был готов и ее муж. Что теперь будет с ним и сыном? Когда ее забирали, в глазах сына она видела страх. Страх и непонимание того, что происходит. Незнакомые серьезные мужчины, переворачивающие в квартире все вверх дном, испугали не только сына, но и ее. Муж старался казаться спокойным, но и он понимал, что эта страшная ночь навсегда изменит их жизнь.
Что будет с мамой? Она часто болеет в последнее время. Кто позаботится о ней? Что будут говорить соседи? Робко приоткрыв двери своих квартир, они наблюдали, как ее выводят из квартиры в наручниках. Люди с жалостью взирали на Костю, который обхватив колени отца, смотрел ей вслед глазами полными ужаса и слез. Почему-то в тот момент она обратила внимание на лицо мужа. Оно было хмурым, осунувшимся и очень бледным. О чем он думал тогда? О чем сожалел и чего боялся?
Уголовница захрапела еще сильнее.
Эту женщину специально подсадили к ней. Это ясно как божий день. Эта неприятная особа взахлеб рассказывала Кире о своей жизни. Кира понимала, что в словах этой тетки с одутловатым лицом нет ни капли правды. Женщина говорила, что ни в чем не виновата и никакого преступления не совершала. Она представилась Аней. Может, она и не Аня вовсе? Потом Аня начала расспрашивать и ее. Почему она здесь, кто ее муж и есть ли у нее дети. И сколько стоит ее шикарная шубка и где Кира покупала ее. Кира отвечала неохотно и односложно, но, чтобы хоть как-то отвлечься от своих грустных мыслей, поинтересовалась у Ани, сколько ей лет. Та ответила, что тридцать два. Но Кира дала бы сокамернице все сорок пять. У тетки было неприятно, испитое и осунувшееся лицо с синяками под глазами, и неухоженные руки с грязью под ногтями, словно она только что вылезла из помойки. Да и откуда будут руки ухоженными здесь, в тюрьме? А еще, с тоской в голосе и со слезами на глазах, Аня рассказала и о своих детях, которых сейчас воспитывает бабушка. Мужа как оказалось, у Ани нет, и никогда не было. А вот дети есть. Двое, девочка и мальчик. После своей исповеди сокамерница тяжело вздохнула и замолчала. Но Кира почему-то не поверила ни ее рассказу, ни ее слезам. Было в поведении сокамерницы что-то фальшивое, неискреннее. Ну, да бог с ней, с этой Аней. У каждой своей беды и проблемы.
Жутко и страшно. Хорошо, что папа не дожил до этого дня. Хотя, если бы отец был сейчас жив, ей не было бы так страшно. Отец помог бы, выручил из беды.
– Аня, повернись на другой бок, – Кира, исчерпав все свое терпение, выбралась из приятного тепла и босиком прошлепала к уголовнице. Сокамерница храпела как иерихонская труба. Кира брезгливо потрясла Аню за плечо.
– Что? Что такое? Чего тебе надо? Отвали, – сквозь сон пробормотала тетка, перевернулась на другой бок и успокоилась. Храп прекратился.
