Шёл великий пост 1884года. В это раннее мартовское утро, природа оживала. За окном надрывались пернатые, будя природу, а возможно и сердца своих будущих подруг по гнезду. Владимирский открыв глаза сладко потянулся на пуховой перине, обволакивающей его волю леностью. Он лежал один, на большой из резного дерева, двух спальной кровати. Владимир повернулся, положив голову на подушку жены пытаясь уловить запах её волос, однако наволочка пахла стиранной свежей чистотой. Его молодая супруга, уехала с маленькими дочками в своё имение, доставшиеся ей от матери в приданное. Светлана Сергеевна оказалась женщиной деятельной и что бы как-то поддержать это хорошее качество в своей жене, наш герой предложил ей заняться бухгалтерией их совместных усадьб. Если учитывать что ум нашей Сергеевны оказался математического склада и по наследству от её отца ей достались гены скупости, в совокупности вышел идеальный бухгалтер, коего трудно было найти на стороне. Вот и теперь в великий пост дабы избежать искушения, она уехала в Псковскую губернию, что навести порядок в усадьбе, где полным ходом шла реставрация барского дома. Вообще за неполных четыре года их совместной жизни, там в родовой вотчине её матушки, были построены, водяная мельница, четыре коровника, колбасный цех, школа, два парома и мост, через местные речки. Это способствовало сильному развитию и обогащению местных крестьян. Наш Новгородский барин с нежностью думал о своей жене, его взгляд ещё какое-то время плутал по лепному потолку с бронзовой люстрой, по гардеробному шкафу красного дерева, занимающего всю противоположную стену спальни, по детской кроватке где спала младшая дочь, по зеркалу над дамским столиком и остановился лишь на взирающих взглядах с икон Спаса и Богородицы, освещённых лампадкой. Встав с постели, Владимирский щёлкнул выключателем и произвёл чудо губернского масштаба, да что там губернского, всей империи. Его спальня озарилась мягким ровным светом от электрической лампочки в светильнике собранным по его эскизам. Электричество было ещё в диковинку в России, появившееся в 1879 году в Санкт-Петербурге, с освещения литейного моста.
Их новый, двух этажный усадебный дом, был наконец построен полностью. А точнее были достроены правое крыло для прислуги и левое для конюшни барских экипажей с гаражом, словом абсолютно не знакомым в конце девятнадцатого века. Надев панталоны и свитер, Владимирский вышел на лоджию, соединяющею все спальни коих окна глядели в сад и на реку.
Этой ночью, в отличии от прошлой, заморозки не наблюдались. Талые воды уже начали затапливать противоположный пологий берег, где начинались земли дворян Федькиных. Зинаида Ивановна, ставшая единственной наследницей с юных лет, была своевольна и взбалмошная, истерического склада девушка. Повзрослев не остепенилась, продолжив бунтовать против устоявшихся нравов, превратившись чрезмерно эмансипированную особу. Она десяток лет находилась в невестах, некого польского журналиста и как в последствии стало известно альфонса Бжезинского, в результате чего её имение было заложено. Владимирский выкупил это имение и оно окупилось вывезенным из него лесом.
Саму Зинаиду с осени никто не видел, но в бывшем их барском доме оставалась жить её мать, серьёзно страдающая алкоголизмом. Старую барыню Федькину наш герой особо не беспокоил, оставив ей прислугу для поддержания жизнедеятельности её и усадьбы.
Земли у помещиков Федькиных оказалось вдвое больше чем у Владимирского, так что за шесть лет хозяйствования, наш герой увеличил свои земли почти в трое. Почему почти? Да потому что половину своих крестьян он сделал самостоятельными землевладельцами, выплачивающими ему без процентный кредит, за покупку земли в долговую рассрочку. Другая половина крестьян с радостью трудилась в его образцовом хозяйстве. Заливные луга имеющиеся на том берегу, позволили ему разводить породистых лошадей и тонкорунных овец купленных в Англии. Его небольшая дамба, чуть выше по руслу речки, обеспечивала водой мельницу и генератор, дающий электроэнергию в барский дом, а так же в отапливаемые теплицы, где в зимнее время не хватало света. Электричество поступало в школу, в храм, в коровники, свинарники и прочие промышленные объекты. Свет был везде, в крестьянских избах, и даже на улице.
Владимирский, полной грудью вдохнул свежий утренний воздух, глядя на купол храма, где с вечера шли чтения покаянного канона Андрея Критского и замер. Снизу до него донеслись знакомые голоса:
– Скажи мне Аким, на какую блесну подсек тебя Владимирский? – Спросил, высокий худощавый человек в очках и инженерской фуражке. Ему было лет тридцать и одет он был в полушубок.
– На што? Да вот на это все. Где ты видел в крестьянских избах лектричество? – Равнодушным голосом ответил молодой человек, имеющий косую саженью в плечах. Он тоже был в полушубке и инженерной фуражке, а за спиной у него висел рыбацкий ранец. Акиму было двадцать девять лет, к тому же недавно он окончил коммерческое училище. Должность у него была удивительная, по тем далёким временам, а именно, следил за благосостоянием рабочего коллектива, что-то вроде профсоюзного деятеля.
