Глава 1
Приютские дети – самые несчастные. Пожалуй, даже несчастнее детдомовских. Ведь последние не терзают себя надеждой вернуться домой, они привыкают к новой жизни и твёрдо знают, что другой у них не будет. По крайней мере, до тех пор, пока мачеха-система не выплюнет их за ворота госучреждения. Тем же, кто по той или иной причине оказался в приюте, каждый миг мерещится, что всё может измениться. Что строгий воспитатель вот-вот назовёт твою фамилию и заставит проследовать за ним в кабинет… в комнату, где сидит заплаканная бабушка или дальняя родственница, лицо которой напрочь стёрлось из памяти.
Хотите – верьте, хотите – нет, каждый ребёнок «на передержке» не живёт, а существует в ожидании счастливого дня. Ест, гуляет, смотрит телевизор и принимает витамины, поглядывая на дверь… Но, как говаривал Альберт Джей Нок, нет ничего более постоянного, чем временное! Большинство таких детей не возвращаются в семьи. Иногда – потому что некуда. Иногда – потому что незачем. Чаще всего это к лучшему.
Моя история в приюте длилась долгих три года, и, скажу я вам, это был странный опыт… Думаю, чистый детский разум просто не способен уместить в себе масштабы трудностей взрослых. Ведь у тех, кто бреется и носит бюстгальтеры, постоянно возникают проблемы разного толка. Любовные перипетии, финансовые провалы, проблемы с алкоголем, комплексы на фоне невостребованности и ещё куча всякой ерунды, что в конечном итоге обрушивается на хрупкие детские плечи. Иногда малыши не справляются с решением родительских проблем. Так они попадают в огороженные высокими заборами дома.
Вспоминая временное пристанище, я ловлю себя на дурацкой мысли. Жить там – всё равно что ждать автобуса, номер которого тебе неизвестен. Вокруг постоянно суетятся люди, но никто, практически никто не задерживается надолго. Приезжают одни и уезжают другие. Кто-то искренне рад тебя видеть, другим и повода не нужно, чтобы разукрасить твой глаз. Шум, давка, но иногда – полное одиночество… А ты всё ждёшь и ждёшь, когда придет пазик, что отвезёт тебя куда-то! Неважно куда, лишь бы подальше от остановки «Неизвестность». Как я уже говорил, большая часть брошенных крох так и не дожидается заветного жёлтого пятна в облаке пыли на горизонте. Но я дождался. Автобус, изменивший мою судьбу, подъехал к воротам приюта «Светлячок» в районе восьми часов утра.
То был далёкий июль 2001 года… Подумать только, двадцать лет прошло, а помню этот день как вчерашний! До сих пор в носу стоит отвратительный запах солярки, которым был пропитан каждый угол салона… А жёсткие кресла, перетянутые бордовым кожзамом! От одного лишь взгляда на эти королевские седалища ягодицы сводило судорогой. Вечная духота и шансон из хриплых колонок – вечные спутники на подобных маршрутах, но мне по какой-то причине запомнилось другое…
Внутреннее убранство пазика бережливо хранило следы всех наших путешествий, а из корявых надписей, вырезанных в облупившейся охре со следами наклеек, можно было узнать имена и клички тех, кто задолго до нас сотрясался в этой душегубке. Эдакая повесть временных лет на колёсах…
Я долго не мог понять, что чувствую к автобусу, который перемещал нас по городу, возил на экскурсии в музеи и на льготные утренние сеансы в кинотеатр. С одной стороны, меня в нём неизменно тошнило. Каждая поездка казалась последней. Не смея попросить об остановке, я взаправду умирал! И оживал, стоило выйти на свежий воздух. С другой стороны, прибытие «хлебной булки» (так мы прозвали автобус из-за характерной формы кузова) всегда означало, что день пройдёт интересно. Нас обязательно перенесут в какое-то любопытное местечко. Хотя, когда живешь в приюте – рад любой вылазке…
Осознав это, я решил, что буду любить наш пазик, сколько бы страданий он мне ни причинял. Ведь любовь – это всегда прощение и смирение. По крайней мере, в этом убеждала бабушка незадолго до того, как отдала на попечение государству. Наверное, уже тогда она понимала, куда дует ветер, и потихоньку готовила меня к безрадостным переменам. Скажу сразу, не помогло и даже не смягчило удар! Приют – паршивое место, из которого хронически мечтаешь сбежать. И это была ещё одна причина любить автобус, увозивший нас от него подальше.
– Живее, скорее, расторопнее! – перебирала синонимы пышноволосая дама в очках, имя которой затерялось в памяти с годами. – Заходим! Рассаживаемся! Не балуемся! Очень скоро наша жёлтая субмарина отчалит, и начнутся приключения!
– А что на этот раз? Зачем нам тёплые вещи? – осмелился спросить я у обладательницы густой шевелюры.
– Всё-то тебе любопытно, Тёма! – усмехнулась воспитательница, поправив на носу очки с фиолетовым градиентом. – Потерпи немного, любопытная Варвара!
– Ну и ладно… – печально выдохнул я, уже предчувствуя, что старшие мальчишки до полусмерти замучают меня этой самой «Варварой»…
Опустившись на лавку, я устало закрыл глаза. «Здесь и высплюсь», – решил я в мыслях, поминая беспокойную прошлую ночь… Местные хулиганы пытались сделать «зассыхой» очередного несчастного из тех, кто помладше. Дождались полуночи, аккуратно вышли из палаты, миновали храпящую нянечку и шмыгнули в туалет, где набрали стакан тёплой воды. В него-то и полагалось опускать пальцы сопящих пацанов в надежде, что это спровоцирует мочеиспускание. К слову, штука была рабочая. Почти каждое утро кто-нибудь просыпался в холодной луже под сиплый гогот тех, кто не ведал жалости. Я не хотел быть одним из «ссыкунов», а потому – засыпал последним, когда заканчивались шорохи, смешки и скрипы.