В день нашей смерти приходит ветер, чтобы стереть следы наших ног. Если бы это было не так, было бы, будто мы еще живы. Поэтому приходит ветер стереть следы наших ног…
(из песни бушменов).
Предки.
– Я, по дороге из Варшавы, специально дал небольшой крюк, передать вам привет от генерала Домбровского.
– Не раз мы с ним были в бою рядом…
– Сейчас он организует оборону Варшавы. Все рвутся утопить в крови восстание: пруссаки, австрийцы, русские. Особенно зверствует Суворов, его солдаты несут по городам и селам на штыках детей. Мол вы будете бунтовать, то и ваших словно букашек наколем.
Статный седой пан со свежим шрамом на левой щеке и рукой на перевязи нервно обернулся на дверь, сквозь которую пробивался слабый писк.
– Жена рожает, первенца, – объяснил он странные звуки.
Пан, прихрамывая, подошел к инкрустированному столу в центре большого зала и налил в бокалы красного вина.
– Располагайтесь, – он указал на уютное кресло, пододвигая ко мне бокал, и добавил слуге, топтавшемуся у порога. – Приготовьте пану…
Хозяин внимательно на меня посмотрел, надеясь на подсказку. Как он ни старался быть внимательным к гостю, но его словно не было со мной. Он помимо воли старался не упустить ни звука за дверью роженицы. И, несомненно, не слышал, как слуга представил меня несколько минут назад.
– Тадеуш, – еще раз представился я.
– Пану Тадеушу обед подай побыстрее, видишь, он наверняка голоден с дороги и согрей комнату, – хозяин усадьбы вновь обернулся ко мне. – Ведь вы не откажете старику в рассказе о последних новостях. У нас места глухие. Скорее зубр или медведь забредут, чем такой высокородный пан, как вы.
Я рассказывал последние политические и военные новости, к сожалению, неутешительные. А хозяин вспомнил победу под Рославицами, тогда он получил ранения, а Костюшко жезл генералиссимуса. Он сожалел, что не может сейчас поддержать Домбровского, рука саблю не удержит. Он левой подливал вина и рассуждал о судьбе многострадальной родины.
Я знай себе, прихлебывал из бокала, изредка вставляя пару фраз в монолог гостеприимного хозяина, с интересом анализируя его и свое родовое гнездо.
Если бы этот седой пан только знал, что я его потомок, что меж нами лежат века. Впрочем, раскрывать свое истинное лицо не входит в мои планы даже перед родным человеком. Табу. Наблюдатель, путешественник, разведчик из будущего, называйте, как хотите, обязан скрывать из какого он времени на самом деле. А иначе столько пространственно-временных парадоксов неминуемо наплодишь…
Меня с детства увлекали загадки прошлого, не удивителен выбор профессии историка. Но больше всего свербели во мне загадки своего рода, особенно сказочная судьба моего пра-пра-… деда, который, скорее всего и пищал из-за двери. Который едва выжил младенцем, но в итоге оказался долгожителем-рекордсменом.
Дверь открылась. На пороге стоял встревоженный старичок, протирая ручником пальцы. На белом полотне оставались алые пятна. Он уводил глаза в сторону и едва из себя выдавил:
– Пан Иосиф…
– Ну, не тяни.
– Пани Мария родила без осложнений, но… – старичок споткнулся на фразе, повисла тревожная пауза, но он собрался с духом и продолжил: – Мальчик родился совсем слабенький, зовите священника, не жилец он. И не медлите, как бы не остался не крещеным.
Иосиф побледнел, глотнул добрых пол бокала и рявкнул: – Антось!
На пороге мигом появился все тот же слуга.
– Немедленно запрягай, скачи за попом к униатам.
Слуга недоуменно посмотрел на хозяина. Он-то знал, что по закону майората в роду Пиотухов наследство переходит старшему мальчишке, но, если он католик. Почему новорожденного лишают наследства, чем он успел провиниться?!
– Лучше православным помереть, чем нехристем. Поп ближе, а пока до ксендза доберешься, так сын успеет Богу душу отдать. – Ответил на немой вопрос пан Иосиф.
Хозяин вернулся к столу и добавил мне:
– Вы уж меня извините, сами видите…
Оправдания моего древнего предка прервала молодая служанка с подносом, заставленным дымящимся аппетитным угощением.
Мы опять остались одни. Предок почти не ел, волновался за малыша. Я-то был уверен: не может мой прародитель умереть, не оставив потомков, как иначе появлюсь я?
Я с интересом оглядывался. Родовое гнездо Пиотухов оказалось совсем не бедным. Пол – мозаичный паркет. Стены драпированы тканью. Под потолком хрустальная люстра с множеством свечей. И везде на стенах оружие: сабли, пистолеты, ружья.… А на самом видном месте красовалось вооружение летучего гусара. Такие были лишь в Польше и Литве. Правда и они немного отличались. У польского гусара грудь защищали пластины, а литовского воина предохранял панцирь. Панцирь на стене и шлем не только украшали гостиную, на них остались характерные вмятины от оружия врага. Но их хоть сейчас надень и в бой. Особенно впечатляли крылья. Я сразу представил хозяина в амуниции под крыльями и на быстром коне – летучая смерть. Врагам такого воина не позавидуешь. Но крылья имели не только психологический эффект, а еще защищали от ордынского аркана. А именно Орда с ее передовым отрядом Московией (Ордой Залеской) и была главным врагом Литвы и моих предков. Почти на пол длины стены висело огромное, в пять метров копье. Говорят, с разгона гусар мог насквозь пробить таким копьем врага в самых тяжелых доспехах.
