«Николай Николаевич» Юза Алешковского – это бестселлер. Тиражируемая, продаваемая, популярная книга
Но иностранное это слово не передаёт ещё одного, важнейшего свойства, особенности бестселлеров, которые рождались в Советском Союзе. Это – переписывание литературных произведений от руки, их распространение кустарным способом – в туманных копиях пишущей машинки, в страницах, перепачканных угольной пылью ксерокса…
Советский бестселлер – это, прежде всего – произведение, свободное от цензуры. Которое, как в знаменитом романе Брэдбери, запоминали наизусть и пересказывали друг другу, когда не было счастливой возможности прочитать, хотя бы десятую, истрёпанную копию легендарного оригинала
И, если стать членом Советского Союза писателей было относительно несложно, (их, теперь почти забытых, было около десяти тысяч), то авторами «самодельных», «рукотворных» русских бестселлеров становились лишь единицы, писатели истинные, отмеченные печатью Бога…
«Николай Николаевич» Алешковского переписывался, перепечатывался и пересказывался. Андрей Битов назвал его «памятником литературы»
Да, ещё и «памятник»
Не всякий бестселлер становится памятником
Больше сорока лет прошли с тех пор, как в радостном вдохновении был написан и разошёлся по всему русскоязычному пространству знаменитый роман Алешковского. При перечисленных выше способах распространения рукописи нетрудно представить, сколько случалось описок, опечаток и просто домысливаний целых абзацев
И сейчас в Интернете можно встретить «Кизма» вместо «Кимза» и прочие огрехи, опечатки, на которые не всякий читатель обращает внимание. Но на них обращал внимание автор, которого, как мастера слова, уязвляло такое состояние любимого детища
Кроме того, по прошествии многих лет и сам автор изменился
И то, что когда-то в далёкой молодости, казалось ему замечательным и почти совершенным, уже резало глаз
От прежнего «Николая Николаевича» остались «только память о весельи былого вдохновения, да и радость похожая на счастье…»
Бестселлер нуждался в доработке. Ему требовался апгрейд
Весной 2014 года Юз Алешковский закончил работу над новой редакцией произведения, сопроводив замечанием: «механик собою доволен, перебрав мотор и заменив кольца цилиндров»
Вниманию поклонников «Николая Николаевича» предоставляется этот единственно правильный и окончательный вариант романа: «Николай Николаевич» (апгрейд)
Не знаю, есть ли в истории литературы еще такой случай. Да, конечно, многие классики по 20 лет мурыжили свои сочинения. Переписывали, дописывали, шлифовали, полировали. Мне лично в принципе непонятен такого рода писательский труд – замысел, поиск выразительных средств (а-у-у!), трудности с реализацией задуманного и прочая. Зато легко могу себе представить, что некто способен накатать полифонический роман в кратчайшие сроки, следуя при этом некоему своему особому состоянию мыслей и чувств, не чуя, так сказать, рук и ног, несясь лихорадочно вместе со своими героями по волнам судьбы – так, как будто за ним гонится черт. Еще легче представить себе возможность создания короткого произведения – на одном дыхании и «продиктованного свыше».
Но вот такой случай – казус нового «Николая Николаевича» – мне кажется явлением в литературе исключительным. Переписано автором блестящее, стопроцентно состоявшееся произведение, изданное на многих языках, имевшее огромный успех, для многих – главное произведение автора. Произведение, в котором он впервые предъявил читателям свой неповторимый стиль повествования и мышления, свой метод, свою философию жизни и одного из самых дорогих его сердцу героев. Монолог-исповедь бывшего вора-карманника Николая Николаевича, по страсти и по стилю потрясает с первых фраз. В этом мини-романе Юз впервые заговорил своим неповторимым языком, а читатель впервые окунулся в эту стихию свободы слова не только в политическом, а в методологическом и даже метафизическом смысле. Именно язык, как написал в свое время Бродский, оказывается не инструментом, а главным героем прозы Алешковского. Живой, богатый, новаторский, невероятно емкий язык. Повествование обладает чарующим свойством шедевра – невероятной скоростью, головокружительными перескоками с одного пика победы над невыразимостью экзистенциальной тоски или абсурдности жизни – на безымянную высоту, отбитую здравым смыслом у коллективного бестолкового.
Особого внимания заслуживает возрождение Алешковским похороненной под грубыми и уродливыми крокодиловыми памфлетами и хамскими карикатурами, характерными для сатиры и юмора советского периода – традиции русского «смеха сквозь слезы». Юзово остроумие и его редкостная сердобольность в так называемый «дописьменный период» его творчества оттачивались в невероятной точности словоупотребления при сочинении им песен и расцветали в подлинных перлах его гениальных афоризмов. НН оказался первым в череде потрясающих основы соцреализма и соцпоцмодернизма – неподцензурных и нецензурных памятников литературы русского застоя. Так же, как и в ерофеевском шедевре, в НН и автору, и читателю – «и больно, и смешно», смех и восторг – самая лучшая форма для усвоения горестного содержания. Осмеяние – лучший способ борьбы со злом, целительный для тела и очистительный для души.
