Макс
Макс Гордеев пил третий день. Не то, чтобы запойно или до беспамятства. Скорее, с толком, с чувством, с расстановкой. С мятными акцентами. Апельсиновыми нотами. Лимонными оттенками. А ещё немного Бахово и Бетховеново, а когда душа просила изящества – Моцартово.
Есть в этом какой-то незабываемый кайф – мешать водку с музыкой. Причём с классической. В камерном исполнении, когда плачут скрипки, вздыхают тромбоны, поскуливают кларнеты. А кто-то там кашляет на заднем фоне. Обязательно кашляет, искажая восприятие прекрасного и подчёркивая несовершенство мира своим задушенным «кха-кха».
Макс шагал по цветам радуги и уже доходил до ступеньки, когда всё фиолетово. Ни плохо и ни хорошо. Никак.
Стены комнаты ещё не наезжали, но уже покачивались. Хотелось чего-то тоскливого или наоборот – жёстко-рокового, но он держался из последних сил, балансируя на грани, чтобы не осквернить классику воем электрогитары.
Она появилась под музыку Глюка. Соткалась из пылинок солнечного луча и плача флейты. Бледная, как привидение, и такая же страшная. Но Макс не дрогнул. Не родились ещё в аду те черти, что смогли бы его напугать.
– Какая неожиданная встреча, – проговорил он непослушными губами и мрачно ухмыльнулся. Интересно, если закрыть глаза, она исчезнет?
Привидение молчало. Пялилось на него не мигая. Нескладная фигура в свитере не по размеру. Из растянутых рукавов видны лишь тонкие пальцы, а где-то там, гораздо ниже, кажется, есть ноги.
– Выпьем за наше случайное знакомство, – не сдавался Макс. – Выпьем, или проваливай! Здесь и без тебя хватает молчания. И вообще, откуда ты взялась?
– У тебя дверь открыта.
О, заговорила. А он думал, что допился.
– И это повод, чтобы вваливаться ко мне без стука?
– Я стучала.
– А я не слышал.
Макс не сводил с неё глаз. Давил взглядом, как букашку. Рвал на части, как тигр – кусок мяса. Раскладывал на атомы. Развеивал, как пыль.
– Чем, собствнно, обязан? – можно не стараться выговаривать все звуки. Сложно и бесполезно. И по хрен, если она его не поймёт.
– Наверное, сейчас не самое лучшее время.
У неё глазищи, как две чёрные космические дыры. Засасывают. От этого нехорошо кружится голова и подташнивает. А может, пора заканчивать пить.
– Время никогда не бывает лучшим. Оно либо есть, либо его нет. Выпьем? – он покачал полупустой бутылкой и поискал взглядом стакан. Тщетно. Он пил один и даже ради прикола не ставил посуду для виртуального друга.
– Выпьем, – неожиданно согласилось чучело с коллапсирующими звёздами вместо глаз. Ловко выхватила бутылку. Сжала её тонкими длинными пальцами, покачала из стороны в сторону, словно раздумывая, как осуществить совместное распитие. А затем молча направилась из комнаты вон. Видимо, искать чашку.
Макс поковылял за ней вслед. Зря он это сделал. Нога, как назло, подвела, и он чуть не растянулся у этой мымры на глазах. Успел ухватиться за дверной косяк. Лицо вспыхнуло, как красный сигнал светофора. Он бы сейчас лучше сквозь землю провалился, чем вот так, под её немигающим взглядом.
– Что ты делаешь?.. Ах, ты, зараза!
Пока он терзался стыдом, эта крыса выливала в раковину остатки водки. Последняя бутылка, между прочим.
– Тебе уже хватит, – вытряхнула капли, завинтила аккуратно крышку и выкинула стеклотару в ведро. Деловито, нагло, со святым упрямством на узком лице.
– Я сам решаю, хватит или не хватит! – если бы не нога, он бы схватил её за шкирку, за тот самый растянутый до безобразия свитер крупной вязки, и выволок из квартиры, как нашкодившего котёнка. Ещё б и пинка дал. – Вали давай! Вон! – прорычал он в ярости и неловко упал на табурет. Хорошо, что тот стоял рядом с дверьми. Здесь теперь всё рядом. Под рукой. Чтобы удобно. Тошнит. От всех и вся.
Она замерла возле раковины, сложив руки на животе. Словно прикрывалась. Будто ожидала, что он ударит. На лице – непроницаемая штора. Никаких эмоций. Безмятежный идиотизм чокнутой сектантки. Вероятно, она одна из этих, что бродят улицами, пристают к людям и рассказывают о конце света. И как-то всё встало на свои места. Ну, не драться же ему с этой блаженной? Не настолько же он низко пал?
– Поиграла в спасение моей души? Можешь считать, что миссию выполнила. И тебе зачтётся. А теперь проваливай.
Она мотнула головой. Так отчаянно, что светлые волосы взметнулись веером и опали на хрупкие плечи.
– Ты прав. Всегда будет не время. Чем это хуже других? Во второй раз я могу не прийти.
– Сделай одолжение, – съязвил Макс. – Во второй раз двери будут закрыты, а я вряд ли тебе открою.
– Тем более.
– Тебя как зовут? – зачем ему имя этой чокнутой?
– Эсмеральда, – немного с вызовом, в ожидании насмешек.
– Да ладно? – не удержался Макс. Ну, как тут не съязвить? – По ходу, твои родители – большие оригиналы. Они вообще чем думали, когда давали тебе имя?
– Папа – поклонник Гюго, – она забавно складывала губы трубочкой, когда выговаривала фамилию.
– Рок-музыкант? Футболист? Гонщик? – Макс не давал ей раскрыть рот. – Неа, не слышал о таком. Г’го. Язык сломать можно.
– Друзья зовут меня Эс. Эсми, – она явно подсказывала ему. Сердобольная какая.
– Фу. Звучит избито и пошловато. Нафталиново и на чужой манер. Я буду звать тебя Альда. Не спорь. Я лучше знаю. Альда, – пощёлкал он языком, словно пробуя имя на вкус. – Да, однозначно! – затем вперил в неё тяжёлый взгляд исподлобья. – Ну, и чем обязан? Пить ты не хочешь. Богу молиться тоже. Ведь не хочешь, нет?
