Пришлось признать, что он едет не той дорогой. Зрительная память не сохранила мелькавшие за окном образы, они воспринимались как новые, что свидетельствовало о выборе неправильного маршрута. Он не помнил раскинувшегося справа и тянувшегося до самой линии горизонта поля с высокими метелками конского щавеля, крупными ромашками и серебристо-белым тысячелистником, чей горьковатый запах беспардонно проникал в салон, и от него щекотало в носу.
Не помнил и причудливого кирпичного сооружения, выросшего бесформенной громадиной вблизи дороги на краю поля – то ли кривая пирамида, то ли недостроенная лестница в никуда. Незнакомыми показались и появившиеся вскоре деревенские домики.
Герман остановил машину на обочине. Задумался. Ещё раз осмотрелся и провел ладонью по волосам. То, о чём он размышлял сейчас, завело его в тупик, мысли были неполные, вроде не его мысли, чужие. Он до конца не понимал, почему об этом думает, зачем остановился здесь, зачем считает дома?
Он вышел из машины, прикрыл дверцу и перешёл дорогу. Спустился вниз, приблизился к низкой деревянной калитке с кусочками облупившейся темно-зеленой краски, ржавыми петлями и привязанной к крайнему штакетнику почерневшей веревкой.
Телефонный звонок застал врасплох. Звонила Лора. Сообщив, что сбился с курса, он пообещал как можно быстрее сориентироваться и выехать на нужную дорогу.
Вскоре по левую сторону от дороги появился высокий, увитый диким виноградом каменный забор. По всей видимости, за ним простирались частные владения. Проезжая мимо кованых ворот Герман был вынужден сбавить скорость, а чуть погодя заглушил мотор, спешно вышел из машины, застыв перед калиткой в полугипнотическом состоянии: удивленный и потерянный.
Белоснежный трёхэтажный дворец с непоколебимой требовательностью заставлял обращать на себя внимания. Кругом лежала тишина: звенящая, необычная, окутанная розоватой дымкой недосказанности, и мерещилось, что в тишине этой отчетливо слышится движение воздуха. Едва Герман успел об этом подумать, тишину нарушило мелодичное птичье пение, дружное стрекотание кузнечиков, далекое, чуть уловимое эхо приглушенных голосов и хрустящий шелест листьев, млеющих от прикосновений теплого сонного ветра.
Он засмотрелся, заслушался, стал думать о сюжетной линии своего романа, вдыхая полной грудью смолисто-сладкие запахи жаркого дня. И некоторые детали, казавшиеся до сегодняшнего момента тупиковыми, внезапно выстроились в логическую цепочку. Он думал, и ему думалось, без напряга, свободно, словно удалось познать истину, а значит, удалось по-настоящему познать самого себя. Ведь истина это духовная сила, а человек – источник истины.
Неожиданно его окликнул маленький полный мужчина, торопливо вышагивающий к воротам, комично размахивая пухлыми руками. Он был одет во всё белое: костюм, туфли, сорочку, даже галстук имел цвет слоновой кости. Одежда создавала заметный контраст смуглому лицу и темной редеющей шевелюре.
Забавный человечек узнал писателя Славского, о чём незамедлительно заявил ему с присущей всем эмоциональным натурам долей импульсивности. И сразу последовал резонный вопрос, что Герман делает в этих краях, не заблудился ли? Именно заблудился!
Мужчина был обрадован его ответом, он представился Виталием Борисовичем, протянул Герману руку для рукопожатия, выдержал паузу, улыбнулся, плотно сжал губы, так, что на щеках появились озорные ямочки, и с чувством добавил: