Несмотря на то, что сегодня хамсин, как и обещали, состоялся, я долго не мог отогреться. От сухого воздуха – всегда мёрзну. Даже в жару. Дошло до того, что включил кондиционер на тепло. Теплее стало, но воздух получился трудновдыхаемым. Выключил и решил попить горячего чаю. Помогло. Правда, ненадолго. Тогда, напялив все «одежды», какие были у меня, сел печатать эти мемуары.
Давно собирался. И, как ни странно, к сему подталкивало наличие плохой памяти. Память моя обладает мощным ретроградным торможением: новые события, которые я могу помнить достаточно хорошо, стирают в памяти старые – почти начисто.
Вот и хочу попытаться припомнить-записать эти дела прошлые. Ну для тренировки памяти. И на всякий случай…
Было ещё одно обстоятельство, подтолкнувшее меня к «мемуарщине», однако о нём – попозже.
Итак.
Из раннего детства помню только, что очень любил сортировать книги. До такой степени, что обожал даже запах книг. Вот пожалуй и всё.
Кстати, эта страсть к систематизации осталась на всю жизнь. Возможно, причиной тому была указанная выше особенность памяти и то, что всё логичное запоминалось гораздо проще и прочнее.
Родители после войны переехали из Риги в Ленинград и остались в нём. Они дали мне образование (окончил электротехнический институт) и, едва дождавшись, чтобы я пошёл работать, умерли оба, с разницей в несколько дней.
До самой пенсии проработал я инженером-электронщиком на предприятии, название которого, по понятным причинам, не могу вспомнить. Остался холостяком, ибо, трезво оценивая свои сексуальные данные, решил не рисковать и лишь при жестокой необходимости пользовался услугами «спецбабсназа».
Ну вот.
Похоже, что мемуары мои начинают заканчиваться…
Но всё же продолжу.
Добравшись до пенсии и «посмотрев ей в глаза», понял, что надо ехать. Родственников своих не знал, но твёрдо помня (спасибо, напоминали), что являюсь каким-никаким, а евреем, решил, собрав информацию, «подняться» в Израиль. Что и сделал.
Израиль оказался приятной, доброжелательной, несколько жарковатой страной. Встретил человек из Сохнута, удививший хорошим русским языком, оформил документы и отвёз на съёмную квартиру.
Где сейчас и сижу. Печатаю.
К слову сказать, о документах: куда они делись? Я их так и не смог найти. Наверное, где-то выпали. Ещё в аэропорту. Остались одни деньги – и те нерусские.
Ну хорошо. Так вот. Сидел думал, что теперь без документов делать-то буду. В это время кто-то постучал в дверь. Хотел сказать «йес» (иврит-то ещё не сочился вместо английского), но сказал «угу».
Вошла молодая симпатичная женщина и спросила, улыбнувшись: «Вы новый жилец?».
Сначала удивившись своему пониманию иврита, а потом сообразив, что это русский, я опять ответил: «Угу».
Она объяснила мне, что вещи, которые остались в квартире, принадлежали предыдущему жильцу, её отцу, и что можно ими без стеснения пользоваться, выкинув то, что не нужно. Поблагодарив её, я спросил: «Позвольте поинтересоваться, куда же переехал ваш отец?».
Женщина, после некоторого молчания, ответила: «Оттуда не возвращаются…»
Я смутился и только сказал: «Извините».
Потом я поведал ей ситуацию с документами, и она оказалась настолько любезной, что обещала помочь уладить эту проблему.
И действительно уладила: и в ульпане поучился, и пособие получил… Очень я благодарен ей. Она приходила ко мне несколько раз за это время. Иногда со своей дочкой, прелестной девчушкой, с которой я с первого раза очень подружился и, кажется, навсегда.
Уже даже на иврите «чирикаю». Пошёл у меня, удивительное дело, легко. Может, в генах запомнился?
Вы спросите: «Ну и что же было дальше?» Пожалуйста. Значит так…
Поковырялся я в оставленных прежним жильцом вещах. Нашёл много полезного, даже одежду, что мне неплохо подошла. Остался от него и компьютер, на котором, собственно, сейчас и «мемуарничаю».
Но, самое интересное – я нашёл его записки и не смог преодолеть своего любопытства: прочитал их.
А прочитав, был удивлён, насколько они подтверждали некоторые мои размышления, несмотря на то, что, во многом, записи были очень личные. Ознакомление с записками прежнего жильца и послужило второй причиной, побудившей меня взяться за эти, извините, мемуары.
Я позвонил той самой молодой женщине, что сказалась дочкой прежнего жильца и так помогла мне, и попросил разрешения подъехать к ней.
Приехав же, я обнаружил, кроме моей замечательной девчушки-подружки, ещё двух птенцов: девочку и мальчика.
Эти крохи тоже были очень хороши. Но у них было неизмеримо много дел: то поспать, то поесть, то поплакать, то наоборот… Ну, в общем, – не до меня им было…
Пришлось раскрыть перед хозяйкой свою бестактность – прочитанные без разрешения записки её отца – и удивиться её ответу: «Ничего страшного».
Возможно, она их не читала?..
Набравшись беспрецедентного нахальства, я попросил разрешения напечатать эти записки в своих мемуарах в качестве иллюстрации к собственным размышлениям и получил согласие.
Так что теперь вполне законно можно включить его записки в мои мемуары.
Немного смущала странность записок, начиная, приблизительно, со второй их половины. Но из дальнейших расспросов я понял, что её отец всегда относился к жизни несколько нереалистично.
