Татьяна Полякова
Невинные дамские шалости
Проводы затягивались. Мне уже раз шесть успели пожелать «счастливого пути», а я – «счастливо оставаться», но сесть в машину и наконец-то отчалить все никак не удавалось. То Сергей Сергеевич вспоминал что-то некстати, то Валентин Иванович шутил, то Надежда Васильевна с поклоном напоминала: «Мы на вас очень рассчитываем». В ответ я улыбалась, кивала и бесcчетное количество раз заявляла, что их производство «произвело на меня отрадное впечатление». На самом деле я так и не поняла, чем они там занимаются, то есть что производят. Хотя три часа бродила по фабрике, внимательно ко всему приглядывалась и даже минут пятнадцать постояла у конвейера. Любое производство для меня – тайна за семью печатями, и назначение здешних болтов, дощечек и гаек я так и не уловила, но помещения тешили глаз чистотой и порядком, так несвойственными родному Отечеству, это я не преминула отметить с большой радостью и смогла похвалить вполне осмысленно. Рабочие (преимущественно мужчины) смотрели на меня с веселым любопытством, из чего я сделала вывод, что народ здесь не бедствует, и порадовалась еще раз.
После обзорной экскурсии меня ждал королевский обед в кабинете директора в компании с его замом, главбухом и, разумеется, им самим. Люди приятные, несуетливые и мне понравились. Себя я чувствовала первым секретарем обкома социалистических времен, приехавшим в захолустье родной вотчины, и пришла к выводу, что быть первым секретарем здорово и даже забавно, а главное – совсем необременительно. Поэтому, когда директор (звали его Сергей Сергеевич) сказал, улыбаясь:
– Надеюсь, Алла Леонидовна, вам у нас понравилось, – я с улыбкой ответила:
– Очень, – и тут же добавила, как меня учила Алька: – Со своей стороны я сделаю все возможное, чтобы наше соглашение состоялось. – И даже руку к груди прижала, чтобы нагляднее продемонстрировать свою искренность. Искренность произвела впечатление, все разом заулыбались и о делах больше не говорили. Люди попались воспитанные и умные: знали, когда стоит поднажать, а когда помолчать. Конечно, мы не молчали, я поинтересовалась историческим прошлым города (гуманитарные предметы ближе моей творческой натуре) и получила исчерпывающий ответ. В общем, обед удался. Я поблагодарила радушных хозяев и теперь стояла возле машины с открытой дверцей и пыталась с ними проститься. Моя правая нога была уже в салоне, когда Надежда Васильевна спросила:
– Вы сами за рулем?
– Да, – улыбнулась я и что-то там присовокупила о своей любви к быстрой езде, свойственной любому русскому, одновременно пугаясь, что разговор может вспыхнуть вновь и я вообще сегодня никуда не уеду, но хозяева улыбнулись еще шире и в три голоса воскликнули:
– Всего доброго!
А я завела мотор и помахала им рукой.
– Алла Леонидовна! – крикнул Валентин Иванович. – Ждем вашего звонка.
Я кивнула, еще раз помахала рукой и тронулась с места. После чего вздохнула с заметным облегчением, а потом засмеялась: затея с переодеванием вроде бы удалась.
Город остался позади, я потянулась к телефону и попыталась связаться с Аллой Леонидовной, которую изображала в течение пяти часов с большим усердием. Алька отозваться не пожелала. А жаль. Мне хотелось отрапортовать о своих успехах и удостоиться похвалы. Но не судьба. Тому, что я сегодня в районном центре изображала очень важную даму, способствовали два обстоятельства: моя врожденная страсть к авантюрам и Алькина неуемная тяга к мужскому полу. После тридцатилетнего юбилея в подружку точно бес вселился, она в буквальном смысле не могла пропустить ни одного мужика. Есть представители сильного пола, которые волочатся за каждой юбкой, а Алька, по аналогии, волочилась за каждыми брюками.
Мы были знакомы лет десять, судьба свела нас в больнице, где Алька работала медсестрой, а я отлеживалась со сломанной рукой и разбитым сердцем, пребывая в том возрасте, когда мечтают об идеальных возлюбленных, навешивают этот самый идеал на кого попало, а потом очень сердятся, что оригинал не соответствует мечтам. Сердца разбиваются, а душа страдает.
Я страдала заметно для окружающих, это углядела Алька, у которой тоже были сердечные проблемы, и вечерами, во время ее дежурства, мы пили чай и сетовали на сильный пол, да так преуспели в этом, что после моей выписки обходиться друг без друга попросту не могли и вскоре стали закадычными подругами.
Алька не блистала красой, была умна, чрезвычайно скромна и сильно опасалась, что засидится в девках. Поэтому была готова выскочить замуж за первого, кто об этом попросит. Этим первым оказался мой давний знакомый, старший брат школьной подруги, в то время новоиспеченный комсомольский лидер районного масштаба. Он был высок, широкоплеч, голубоглаз и мог, как заведенный, болтать по два часа кряду на любую тему. От всего этого великолепия Алька прямо-таки обалдела и ходила за ним, точно привязанная. Витька дураком не был, к тому же догадывался, что, кроме как болтать, ничего путного не умеет, а Алька – скромница, умница и труженица, именно та самая женщина, которая будет ему верной женой. Как раз тогда Алька стала депутатом горсовета (самым молодым, об этом даже в газете писали, областной, конечно) и смогла перебраться из общежития в квартиру. После чего сыграли свадьбу. Первые годы супружеской жизни принесли Альке одни разочарования. Прежде всего выяснилось, что о наследниках мечтать не следует, повинна в этом была какая-то мудреная болезнь, обнаруженная у моей подруги, отчего та не только буквально впала в отчаяние, но и нажила массу комплексов: ведь она не могла осчастливить любимого мужа вопящим чадом. Потребовалось много времени, чтобы подружка сообразила: вопящее чадо нужно ее благоверному, как снег в мае. Однако Витька был не только эгоистом до мозга костей, но и большим хитрецом: как только речь заходила о детях, он затихал, смотрел грустно и выглядел совершенно несчастным, чем умудрялся поддерживать Алькины комплексы, при этом позволяя себе скромные радости на стороне. Алька его оправдывала и страдала. Иногда мне хотелось как следует встряхнуть ее, увезти куда-нибудь подальше от голубых Витенькиных глаз, чтобы подружка пришла в себя и увидела, кто на самом деле так ловко возле нее пристроился, но жизнь и без моего вмешательства внесла свои коррективы. Времена изменились, надобность в комсомольских лидерах отпала, зато на свет божий появились предприниматели всех мастей. И тут Алькин ум, проницательность и деловая хватка вкупе со связями Витьки сыграли решающую роль: голубоглазый супруг вскоре стал многообещающим бизнесменом, а подружка вкалывала, как лошадь, проталкивая его к денежным вершинам. Надо полагать, Витька многократно перекрестился, радуясь, что не свалял в свое время дурака, избрав в спутницы жизни красивую вертихвостку, а женился на Альке.
