– Это была самая волшебная ночь, – сказала она, и я был благодарен за эти слова, даже понимая, что они не вполне искренние.
А может, все же искренние?.. Ведь нам действительно было необыкновенно хорошо сейчас. И полчаса назад. И даже пару часов назад. Да и…
Я вдруг понял, что благодарен именно за сомнения. В конце концов, ну его, это неизбежное расставание, что портит даже самые замечательные моменты! Просто она умеет не думать о будущем, которое портит настоящее, а значит, вполне искренне сказала про «самую волшебную ночь».
Я ненавидел себя за этот непрерывный самоанализ, поэтому сказал банальное:
– Так бы хотелось, чтобы некоторые моменты в жизни можно было повторять.
Я смотрел на подругу, на ее грудь, что еще не успокоилась после любви. И почувствовал нежность. При том, что внизу все уже стихло, чувство в груди немалого стоило. Или вы не знаете мужчин.
– Как только ты сказал это, я вдруг настолько отчетливо поняла, что все вокруг уже было! – Подруга даже немного привстала. – Точно, точно! Как будто я уже лежала тут, и ты был рядом, и говорил эти слова, и… и… Энт, с ума сойти.
Я поморщился. Не люблю это намертво прилипшее прозвище. Ну Анатолий я! Неужели сложно запомнить? Не дерево, не большой неподвижный пень, а Анатолий. Вполне себе худощавый, подвижный и живой. Вот только друзья упорно звали Энтом. И даже подруга, хотя мы уже пару раз ссорились по этому поводу. «Если еще раз назовешь в постели Энтом, то в следующий раз дерево и получишь!»
Раз она сейчас так проговорилась, подруга действительно взволнована и что-то там в самом деле увидела. Но спустить такое не могу.
– Буду звать тебя Голодриэль, – мрачно сказал я. – Не волшебница Галадриэль, а именно «голо»… И голая, и дрр… иэль!
– Да ладно тебе, я такого яркого дежавю давно не ловила!
– Не бывает никаких дежавю!
Она схватила меня и обняла, и мы быстро помирились.
А потом решили спать, ведь завтра рано вставать. Но выполнить это несложное задание удалось только «Голодриэль». Через пару минут она уже посапывала в потолок, а я на него пялился.
Промучившись минут десять, я поднялся и вышел в кухню с необычно большим окном. Встал около него смотреть на небо и звезды.
Завтра она уезжает. Насовсем. Далеко. Очень далеко. Конечно, мы не говорили об этом, но расстояние часто убивает любовь. Я не могу переехать к ней, она не может не ехать. Раз в месяц летать друг к другу? Созваниваться? Заниматься сексом по видео?..
Все это здорово, но просто отсрочит неизбежное расставание и сделает его болезненнее и неприятнее.
На душе было грустно, но без тоски. Я смотрел в небо, меняя звезду за звездой, словно это они забирали тоску, оставляя только безобидную грусть.
Я сам не заметил, как перестал думать сначала о неизбежном расставании, потом о подруге, которую, пожалуй, все-таки люблю, а затем, и вообще обо всем на свете. Чистое, беспримесное созерцание, когда теряешь и чувство времени, и чувство себя.
– Есть! – Услышал я четкий веселый голос и нежный хлопок где-то сбоку и сзади. – Поймал еще одного. Быстро инструкции. Слушай!
Я повернулся, не успев испугаться, так как внезапно появившееся существо, которое начало сразу о чем-то болтать, пугает почему-то гораздо меньше, чем некто, что появился и затаился.
– …Я из далекого будущего, где решены все проблемы. Мы вечные, здоровые, можем все. Одна проблема, мы смотрим в слои прошлого и видим тысячи поколений наших предков, которые страдали, болели и умирали. Это невыносимо. Сложно жить с этим знанием и быть счастливым. Поэтому мы отправляемся в прошлое и постепенно делаем всех людей из прошедших эпох бессмертными, насколько это возможно. Согласись, гораздо легче жить, зная что ты никогда не умрешь? И нам легче знать, что вы это знаете, и что мы сделали для вас все, что смогли.
– Стой, стой, стой, стой! – Я запаниковал. Слишком много информации, и похоже, весьма важной. Передо мной стоял и едва не приплясывал полный, совершенно лысый человек, с идеально гладкой кожей и, словно одеждой, обвешенный какой-то техникой. Не хотелось пропустить что-то важное, а судя по тому, как этот гость тараторит и скачет на месте, времени было не много.
– Стою, стою, стою! Но сейчас канал схлопнется, и я не успею, а ты, похоже, не так часто бываешь в полном спокойствии, так что второй раз с тобой связаться…
– Чтобы вы пришли, человек должен ни о чем не думать и быть полностью свободным от всех беспокойств?
– Типа того.
– Как тебя зовут? Сколько у нас времени?
– Зови Сострадатель. Не знаю.
– Что мне делать?
– Слушай внимательно. Мы уже почти закончили с теми, кто родился в двадцатом веке. Кошмар у вас еще тот, я от сострадания уже есть и пить не хочу, и… тяжко, в общем, смотреть на вас. Но почти со всеми уже завершили, там пойдет девятнадцатый век, говорят, еще хуже. Одним словом, нас ждут тяжелые годы, и еще тяжелей впереди.
– Вы даете бессмертие и здоровье своим дальним предкам, чтобы не мучиться от сострадания к ним?
