Казалось, совсем недавно я наблюдала, как осень, робея, дотрагивается до размашистых макушек деревьев, золотит их и тихим шепотом напевает грустную, но чарующую колыбельную. Теперь же убаюканный, окутанный сумраком лес, совсем зарделся от ласковых прикосновений. Задумчивый, таинственный, он был готов заснуть до наступления весны. Звонкий щебет птиц стих, жухлая, окутанная густым туманом трава клонилась к земле. Кружившие листья опускались и пропадали в серых завитках дымной пелены, а из чащи доносились редкие крики воронов.
Поздним вечером, после того как коровники были вычищены, животные покормлены, дрова наколоты, бадьи наполнены водой, а уставший отец, глотнув хмельного меда, засыпал, я осторожно проскальзывала мимо матушки и младших сестер. Накидывала на плечи большой шерстяной платок и ненадолго ускользала из избы. Не оглядываясь, мчалась по сырому ковру росы, навстречу закатному солнцу, пока не оказывалась на окраине поселения, где на возвышенности располагалось сгоревшее капище. На пригорочке, вырезанные из целого массива дерева, виднелись покосившиеся, высокие, обугленные идолы. Несколько дней назад, на нашу общину напала небольшая группа жестоких людей, именующих себя норманнами. В своей свирепости они походили на бешенных зверей: не взирая на оглушительные крики, остервенело убивали дозорных, с леденящим смехом закидывали на плечи молодых девиц, связывали веревками скот, со знанием дела грабили дома, а после без промедления поджигали соломенные крыши, даже если внутри изб оставались выжившие. Но после того, как озверевшие налетчики подпалили изваяние Мокоши, случилось чудо – рассвирепевший Перун услышал треск пылающего дерева и поспешил наказать безбожников. Вернувшиеся с охоты мужчины исполнили волю покровителя: убили захватчиков, вырвали из их мозолистых грязных рук своих дочерей, жен и сестер. В скором времени стало ясно, что оскверненное кровью недругов капище, полностью уничтожено.
Сколько себя помню, мне всегда хотелось хоть одним глазком посмотреть, застать тот священный момент, когда богиня Макошь переплетает тонкие ниточки человеческих судеб, великий Род неспеша рисует на трепещущих листьях неглубокие прожилки, а грозный Стрибог гонит прочь непослушные ветра… Я любила проводить время возле изваяний, подальше от оценивающих взглядов дородных ровесниц, их склочных матерей и издевательских смешков юнцов. Мне нравилось ухаживать за идолами: разговаривать, спрашивать совета, замазывать смолой мелкие трещинки и открывать им сокровенные тайны… Иногда мне удавалось сделать скромные подношения: сберечь горстку орехов, ломоть хлеба, умыкнуть яблочко или даже украдкой сплести поясок. Но теперь место, где я черпала силу, превратилось в руины, и душа моя ухала, словно открытая рана. Нос пощекотал запах жжёного дерева и взглянув на бесформенные головёшки, я почувствовала, как по щекам катятся горячие слезы.
Сквозь мутную пелену печали я заметила, как от стволов отделилась большая горбатая черная тень. Она быстро скользнула вперед и спряталась за покосившимся изваянием Макоши. Слезы мгновенно высохли. Рот наполнился вязкой слюной, а волосы на затылке зашевелились. Я вздрогнула, чуть не вскрикнула от испуга и приготовилась бежать.
Внезапный и резкий порыв воздуха потеребил подол моего скромного сарафана и в шуме листвы я различила несколько неразборчивых слов:
