Здоровый сон – великое дело. Далеко не всякий сможет провести на ногах без малого трое суток, а уж контролировать при этом состояние внутренней энергетики, собственной и подопечных операторов, – так и подавно. Ну а если присовокупить ко всему прочему беспрестанную суету, нервотрёпку и сильнейший стресс, ситуация и вовсе получится совершенно безрадостная. И не имеет ровным счётом никакого значения, сколь ты вынослив – предел прочности есть у любого. Природу не обмануть.
Лично я не стал и пытаться. Как пришёл домой, так сразу и завалился спать, а проснулся уже только на следующий день ближе к полудню. Голова была ясная-ясная, порезы, ушибы и ожоги тоже особо не беспокоили, а вот о своей энергетики такого, увы, сказать было нельзя. Да и в целом самочувствие оставляло желать лучшего. Так и ломало всего.
Начал я с разминки и растяжки, затем включил грампластинку с ритмом гармонии источника-девять и какое-то время медитировал, пытаясь обрести внутреннее равновесие и перенести на подсознательный уровень технику адаптации к излучению Эпицентра, от чего за время командировки в столицу успел в силу ненадобности отвыкнуть. Потом сходил в уборную на этаже, облегчился, умылся и побрился, а заодно принял контрастный душ, благо все раны поджили и в повязках больше не было нужды.
Почувствовал ли я себя после этого отдохнувшим, бодрым и полным сил?
Не совсем.
Для этого понадобилось выпить литр крепчайшего чая и смолотить оставленный для меня на кухне завтрак. Яичница подгорела, явно Попович жарил, а не его подруга, но оно и понятно: у медиков начались горячие деньки, точно на работе днюет и ночует. Пусть точная специализация Милены и оставалась для меня загадкой, но я нисколько не сомневался, что работа найдётся даже для тех, кто подвизается в чистой психиатрии. Ну а как иначе? Кое-кому из доставленных в Новинск операторов мозги вправить точно не помешает. Неспроста же некоторых весь перелёт под блокиратором держали.
Впрочем, подгорела яичница – не подгорела, никакой роли это не сыграло, позавтракал я с превеликим удовольствием, после кинул взгляд на термометр за окном и отправился перебирать одежду. Воздух за бортом прогрелся до плюс восемнадцати, но ограничиться прогулочными брюками и рубахой с коротким рукавом сегодня не было никакой возможности. Окольцевавший левое предплечье ожог только-только начал подживать, полоса воспалённой кожи бросалась бы в глаза каждому встречному-поперечному, вот и пришлось надевать сорочку.
После я убрал в шкаф коробочку с запонками и зажимом для галстука и задумчиво взвесил в руке стопку пятидесятирублёвых банкнот. Альберт Павлович настоятельно рекомендовал не демонстрировать внезапно возросшее благосостояние, но он же говорил о необходимости привести в порядок гардероб, так что сомневался и колебался я недолго. Сунул деньги в карман, обулся, нацепил летнюю кепку и покинул квартиру. Пока запирал дверь, внимательно прислушивался, всё было тихо. Соседи по этажу давно ушли на работу, и я спокойно поднялся на чердак. Хранить все яйца в одной корзине категорически не хотелось, вот только ничего иного мне сейчас попросту не оставалось. Пришлось спрятать деньги в тайник, оставил при себе только шесть сотен.
Ха! Только!
Пока спускался, размышлял об аренде сейфовой ячейки, но никаких конкретных действий на сей счёт решил пока что не предпринимать. На улице постоял и огляделся по сторонам, затем сунул портфель под мышку и потопал в сторону бульвара Февраля.
Особого усиления режима не заметил, но и обычной ситуацию было не назвать. Витало в воздухе вполне ощутимое напряжение, чувствовалась нервозность. Что удивило и даже поразило – из многих окон были вывешены флаги и не только республиканские, РСДП и Февральского союза молодёжи, но и красные полотнища пролетарских бригад. Барышни сплошь и рядом щеголяли алыми косынками, не раз и не два замечал и галстуки скаутов.
У столбов с тарелками громкоговорителей толпились горожане, они живо обсуждали последние известия, и я даже сделал несколько остановок, но ничего нового о ситуации в западных регионах страны не узнал. Официальные сообщения устарели, а слухи и сплетни, напротив, изрядно опережали реальный ход событий. Кто-то болтал о броске республиканских сил на Средин, кто-то шептался об отступлении наших к Рифейскому хребту.
Судили и рядили о последних событиях и на верандах кафе, и на трамвайных остановках, но совсем уж откровенных паникёров было немного, а одного такого усадили в служебный вездеход и увезли, надо понимать, «куда следует».
Помимо моих бывших сослуживцев по комендатуре поддержанием общественного порядка занимались и выведенные на улицы бойцы ОНКОР, но эти не патрулировали городские кварталы, а стояли на блокпостах и лишь проверяли автотранспорт, да и то выборочно. Попадалась на глаза и бронетехника, а ещё бдительно поглядывали по сторонам люди в штатском с красными нарукавными повязками. Как оказалось – дружинники.
Выяснил я это, когда меня остановили для проверки документов. Они изучили мой студенческий билет, я – выписанный комендатурой мандат их звеньевого, за сим и разошлись.
