Я просто не в силах был устоять, увидев её впервые.
Мы случайно столкнулись в коридоре, рассыпав какие-то документы, которые она несла в кабинет руководителя.
Пока я помогал поднимать бумаги с пола, она смущённо улыбалась, слегка залившись румянцем. Крохотная родинка на верхней губе, очаровывала до глубины души. Тонкую и гибкую фигурку обличало серое платье с небольшим вырезом на спине, где виднелась узкая полоска шрама между лопаток. Белоснежную шею украшал маленький красный бантик на шёлковой ленте.
Собрав бумаги, я хотел пригласить пообедать (время близилось к перерыву), но она, поблагодарив за помощь, поспешила к директору.
Провожая взглядом, я, как в замедленной съемке, наблюдал лёгкое и игривое качание стройных бёдер туго обтянутых подолом платья: влево – вправо; влево – вправо… Как какой-то гипнотический маятник – так подействовало на меня зрелище.
С тех пор никак не мог выбросить её из головы. Особенно занимал шрам на спине. Будто кто-то, когда-то ударил плетью. Одновременно я испытывал к ней жгучую страсть и нежную жалость. Хотелось увезти её на остров Капри. Подальше от всех. Грезил, как мы бы могли счастливо жить на берегу острова. Собирать ракушки. Играть в догонялки. Воображал, какие у нас могли быть красивые дети. И как всё это сказочно, если бы не одно – но.
Позднее выяснилось, она являлась женой нашего директора – Григория Васильевича Дубровского. Редкостный грубиян. Лицо у него вечно страдало болезненной припухлостью – пил много, ругался много. Закоренелый невротик. У него и походка была тиканутая. Но богат, как гном. Руководил брокерской компанией, в которой я, собственно, был рядовым брокером.
Её звали Дубровская Юлия Сергеевна. Они недавно поженились. Разница в возрасте девятнадцать лет.
К тому же, у меня была больная мама, которой требовался уход. И перевезти её на остров Капри, делом было неосуществимым. Но, чем не пожертвуешь ради настоящей, святой любви?! Хоть мамой. Хоть престижной работой. Всё, что захочешь, Нежность Моя – лишь бы иметь возможность держать тебя в объятиях; целовать тонкую шейку; сжимать в руках упругие, как мяч…
Я засуетился; начал обдумывать, как завоевать её сердце; план побега на остров Капри.
Момент для осуществления замысла подвернулся на новогоднем корпоративе.
Сидя за столом, ковыряя вилкой кусок курицы, я воодушевлённо любовался её скромной улыбкой. Улавливая мои взгляды, она смущённо прятала личико. Постоянно куда-то выходила, потом снова возвращалась за стол. Когда все уже хорошенько подвыпили, начали танцевать, веселиться, я вышел в коридор с тем расчётом, чтобы поймать Юлю и заговорить.
Так и произошло: пока курил в форточку, она, проходя мимо, спросила: «А чего вы тут один – одинёшенька стоите – с остальными не веселитесь?»
У неё был такой ласковый, звонкий и в то же время мягкий голос, что я смутился, не найдя ответа. Настолько я был очарован вниманием, что мне хотелось прямо здесь и сейчас броситься к ногам и кричать: «Я люблю тебя! Я одну тебя люблю!» Но, собрав волю в кулак, сухо ответил, что не люблю шумные компании.
– А тихие компании вы, стало быть, любите? – продолжала она.
– Тихие люблю. – ответил я, а после некоторой паузы добавил. – Особенно, когда компанию составляет столь очаровательная девушка.
Комплимент оказался настолько многозначительным, что юлины щёки стыдливо покраснели.
Минут двадцать – тридцать, а может и час мы беседовали на самые различные тривиальные темы, стоя у окна. Шутили, смеялись над собственными шутками. Заметив в усах застрявшую крошку хлеба, Юля аккуратно её удалила. После чего, мы поцеловались.
Дабы избежать посторонних глаз и шелеста сплетен, мы решили уединиться. Я стащил с банкетного стола бутылку Кагора, а Юля достала ключи от кабинета Григория Васильевича, где на наше счастье имелся громадный кожаный диван. Там мы и спрятались, проведя волшебные часы.
Ближе к рассвету, пока мы лежали обнявшись на диване, наслаждаясь сладкими мгновениями ночи, кто-то вдруг попытался открыть дверь кабинета. Но, ничего не вышло – ключ не походил. В дверь принялись буйно тарабанить. А мы шустро одеваться.
Когда открыли, выяснилось, что это пьяный в доску Григорий Васильевич привёл какую-то бабу. Завязался большой скандал. Григорий Васильевич, в порыве ревности, хотел ударить Юлю. Но тут заступился я, отшвырнув его в сторону. «Ты за это ответишь, Собака!» – кричал Григорий Васильевич, держась за окровавленную губу.
Уловив момент, я предложил Юле покинуть это место раз и навсегда. Уехать на остров Капри.
Всё складывалось, как нельзя лучше – она согласилась. Мы тут же отправились по домам собирать чемоданы. Ближе к девяти часам утра уже сидели в аэропорту, ожидая самолёт. За мамой присматривала сестра, которую я заведомо перевёз из деревни, устроив в нашей квартире. А я был на седьмом небе от счастья, ибо всё складывалось куда лучше, чем я мог ожидать. Юля же была несколько озлоблена, что законный супруг водил шашни за спиной с другими бабами. Но в целом, испытывала облегчение, рванув от него. Говорила: «Он всегда был мне ненавистен!»
