Говорят, у белых звёзд так далеко, что и не сосчитать годами, кружатся другие миры, на этот чем-то похожие. Говорят, духи квантовой запутанности знают, как оно там наверняка. Ну, а нам остаётся жить.
В одной из множественных вселенных, вполне вероятной: процента на семьдесят три она точна была и процента на четыре ещё немножечко пробудет; в планетарной системе жёлтого карлика жили люди. Сто семьдесят световых лет тому назад, согласно местному календарю, они основали колонию на пятой от звезды планете. Планета та была не то что бы хороша, но и не слишком плоха: атмосфера плотная, давление у земли такое, что слона в монетку расплющит. Возможно, поэтому слонов там не водилось, правда и монет тоже никто не нашёл, но воздух, воздух почти пригодный. Жить можно – если в атмосфере, если запустить плавучие станции-дирижабли, выплавить небесные города. Сказано, рассчитано, ещё раз рассчитано и ну ещё раз. Инженерам дали премию, химикам – по шапке, металлургам – правительственную награду. И полетели первые корабли, и стало небо молчаливой Верны обитаемым.
С тех пор минуло много, много лет. Люди, что когда-то выдавали награду металлургам, что ругали бедных химиков, умерли, и на их место пришли другие. Вернские колонии жили тихо, работали себе автономные и далёкие, настолько далёкие, что со временем о них позабыли. Инженеры продолжали строить корабли и двигатели. Астрофизики с помощью спектрального анализа1 искали пригодные для жизни миры. Генералитет штамповал кадры, способные эти миры покорить.
Прямо сейчас один из этих кадров сидит в приёмной секретаря Августина в ожидании вердикта прокуратора. В Тирхе, так называлась страна, прокуратор был чем-то вроде царя или президента. Он занимал самое красивое кресло на слушаньях, вещал с трибуны, носил дорогущие костюмы из шерсти и шелка и кожаные туфли, начищенные до слепящего блеска. Военным он не был, по крайней мере, прямого участия в кампаниях не принимал, для этого есть кто помоложе и подурее, кто с радостью возьмётся за импульсный клинок, кто выйдет пред толпой и скажет: в бой! И люди побегут и полетят сверхзвуковые самолёты, и двинуться армадой корабли. Звали такого дурака обычно генералом, и в генеральстве своём он был тем лучше, чем горластее. Вот прошлый продержался без малого тринадцать лет, а этот даже года не протянул, хотя наследник. Его величество. Герой героев. А вот кампанию морскую провалил. Осталась Тирха без залива.
– Облажался ты, – вздохнул с опаской Августин, – и весь рассказ.
– Казнят? – запальчиво бросил генерал. Бывший.
– Уволь, мы разве звери? – Августин развёл руками, причмокнул и сказал: – Сам прокуратор за тебя просил.
Этого, конечно, он не понимал, но слово прокуратора! Слово прокурора… Слово прокуратора не обсуждается.
– Так почему он отказался говорить со мной? Лично, Августин? Я имею право! Я генерал.
– Бывший.
– Скажи, как есть! – с тоской вымолвил разжалованный.
– Ты придурок, ваш’ величество, – честно признался Августин.
Августин работал секретарём прокуратора вот уже тридцать лет. Тридцать, честное слово. Прокураторов за этот срок успело смениться штук десять, а кресло Августина только примялось в точности под его зад. Скольких генералов, сколько главнокомандующих он успел повидать! Ох, боженька, с такой текучкой кадров только и успевай досье подшивать. И, ох боженька, каких кадров только не было! Но этот, честное слово, этот… всем генералам генерал.
Вышеупомянутый генерал генералов страшный, точно северный великан, открыл рот и ничего не сказал.
Августину же хватило и этого, чтобы побагроветь до свекольного цвета от шеи до щек. Была у него такая особенность багроветь при виде начальства пусть и бывшего. «Бывшего», – сладко тянул про себя Августин, нравилось ему это слово, ой как нравилось, точно силу давало, возвышало над самым высоким, над самым великим человеком-героем, человеком-с-мечом-и-погонами, человеком, которого нынче гонят взашей, на мёртвую Верну гонят. Довоевался, ваше величество.
– Иди к чёрту, – посоветовал ему довоевавшийся, смахивая со стола приказ и посадочный. Себя он придурком не считал. Он был зол, зол и обескуражен. За всю его громкую да не долгую двадцатичетырёхлетнюю жизнь с такой бедой он столкнулся впервые. Он брал пиратский лагерь в одиночку, он хоронил отца, он выходил на поле брани с чужим мечом, он был великим, он был везучим, но вот удача, дурная баба, покинула его, ушла туда, где больше платят.
Человек-герой, поднялся со стула, выпрямляясь во весь свой немалый рост. Августин шумно сглотнул, почти что квакнул. Одно хорошо – больше этого он всё равно не встретит. Нового им дадут генерала покладистее и дальновиднее. С этой славной мыслью Августин выдохнул, стукнул печатью по фотографии разжалованного героя, на которой тот был года на четыре моложе и килограмм на десять меньше, вытер лоб клетчатым платком и был таков. К сожалению, Августин не знал и знать не мог, во что это выльется.
