Восемь пятнадцать утра. Ритуал Джен повторялся снова и снова. Банальный звук будильника, который установлен в качестве заводской настройки на многих телефонах в мире. Некоторые ставили его и на звонок, из-за чего остальным приходилось вздрагивать на улице или ресторане – звук будильника никогда не ассоциируется со счастьем.
Джен резким движением отключила телефон и дала себе еще несколько минут полежать, чтобы осознать, какой сегодня день недели. Четверг. Нет, среда. По средам никогда не случается ничего хорошего, что было проверено много раз: начиная с неожиданной контрольной по алгебре, которую Джен с треском провалила в школе, и заканчивая прошлой неделей, когда она пролила кофе на белые джинсы.
Медленное утро. Все говорили о том, как полезна такая привычка, о ней Джен слышала в интервью многих знаменитостей. «Утро – время для себя», «остановитесь на мгновенье и наберитесь сил перед началом нового дня», «зарядитесь энергией на свершения» – эти выражения произносили, чтобы мотивировать, но у Джен они вызывали только раздражение. Ее утро никогда не было медленным. Быстро натянуть халат по пути в ванную. Сильный напор воды, почти кипяток. Кто эти люди, которых бодрит холодная вода? Завтрак на скорую руку, никаких сложных блюд и изысканной посуды. Любимая тарелка с изображением собак, которую приходилось вырывать почти с боем в магазине посуды – по ошибке продавец прислал тарелку с попугаем вместо милых песиков. Джен ненавидела птиц, они вызывали у нее желание скорее убежать и не возвращаться. За шесть лет дружбы она так и не призналась в своей фобии подруге Сие – та ужасно любила птиц, жила с четырьмя попугаями и могла часами рассказывать про разницу в их оперении. Джен не видела никакой разницы в их перьях, кроме степени аллергической реакции, которую они вызвали.
Она быстро размяла вилкой банан, который пролежал на столе три или четыре дня и уже был готов встретиться с мусоркой, но отправился на реинкарнацию в оладья. Джен обрезала самые темные части, смешала фрукт с яйцом, мукой и разрыхлителем и через 10 минут сидела за столом, параллельно смотря какой-то образовательный ролик про важность демократических институтов.
После завтрака, как и всегда, Джен закинула все в посудомойку. Она поступала так, даже если из грязной посуды были только тарелка и вилка. Она ненавидела мыть посуду. Да и вообще, существуют такие люди, которые любят это делать? Ее отец называл привычку расточительством.
– Ты что, не можешь помыть две тарелки? Посчитай, сколько ты отдаешь в месяц за воду и электричество. Надо быть экономнее. Копеечка к копеечке. Ты что, принцесса?
Но Джен не хотела ни мыть посуду, ни экономить, ни думать о копеечках, да и статус принцессы ее не особо привлекал. Она была готова работать хотя бы ради того, чтобы не задумываться, достаточно ли много посуды заложила в мойку, или это то количество, которое можно было помыть руками.
В это утро на удивление Джен все складывалось хорошо. Под жужжание посудомойки она собиралась на работу – сегодня был важный день, который она ждала чуть ли не со школы.
«У тебя все получится! Вдох, выдох. Не нервничай», – Джен повторяла эту фразу как мантру, пока бегала по квартире в поисках «счастливых» носков, которые, как она верила, всегда приносили удачу. Однако, по мнению ее матери, удачу Джен приносил ее талант. В отличие от отца, мать никогда не учила Джен экономить, хотя никогда и не владела несметными богатствами, как думали многие. Она была для Джен опорой во всем, из-за чего та не могла поддержать ни один разговор подружек, которые были недовольны опекой родителей и закатывали глаза каждый раз, когда на телефоне высвечивался звонок от мамы. В такие моменты Джен мысленно крутила у виска и посылала в сторону недовольных собеседниц флюиды, чтобы те пошли к психологу и поскорее разобрали свои проблемы. Но флюиды никогда не доходили до адресатов, зато взамен Джен получала статус маменькиной доченьки, не способной принимать решения. Так однажды Джен описала одна из ее подружек. Кажется, это был их последний разговор. В такие моменты Джен пыталась представлять перед собой стекло, как учили психологи, чтобы слышать слова, но не воспринимать их близко к сердцу. Прием срабатывал только в отношении начальника, а брошенная подругой фраза могла пробить любую преграду, даже если бы Джен представила перед собой кирпичную стену высотой с небоскреб.
От мысли про посудомойку Джен быстро переключилось на то, что должно было произойти. Сегодня был важный день – Джен пойдет на интервью с актером Дэвидом Норфом. Он был ее школьной любовью. Нет, они не учились в одном классе и даже не были знакомы. Более того, Норф даже и не догадывался о ее существовании, а если бы увидел, то посчитал бы очередной сумасшедшей фанаткой, не дающей прохода. Может быть, он неохотно дал бы автограф и неискренне улыбнулся для фото. Но для Джен он был особенным. Пока одноклассницы сходили с ума по мальчикам из старших классов, Джен верила, что однажды встретится с ним. Решив стать журналисткой, она пообещала себе, что когда-нибудь возьмет у Норфа интервью – да так, что он точно запомнит ее среди тысяч редакторов и интервьюеров, которым он регулярно рассказывал о своих фильмах и поисках смысла жизни где-нибудь в Мачу-Пикчу.
