Как только она вошла в класс, Олег, как загипнотизированный, долго провожал её взглядом, ему пришлось обернуться назад и проследить, как она усаживалась за парту, как робко и несмело, даже немного заискивающе смотрела на незнакомых ей пока сверстников. На её необыкновенно красивом овальном лице особенно выделялись, как два озерца, ослепительные, с поволокой, васильковые глаза. Наверное, она знала их волшебную силу, – притягивать к себе взоры окружаюших, – а потому то и дело смущённо опускала их, и от длинных на редкость густых натуральных ресниц, как от деревьев на землю, в этот момент на лицо падали тени.
В отличие от многих, её возраста школьниц, вовсю уже щеголяющих косметикой, новенькая, по всей вероятности, последней не пользовалась, собственно, макияж, скорее бы только грубо наследил на её божественно красивом и нежном лице. У девочки, на вид которой можно было дать лет пятнадцать – четырнадцать, была белая, как сметана, как снег, и вероятно, незагорающая, ослепительно чистая кожа лица, красивого рисунка пухлые губы, темно-русые брови стрелой и золотистые волнистые волосы, ниспадающие до плеч и прихваченные с левой и правой стороны трогательно маленькими светлыми бантиками.
Словом, у девочки, впервые в этот день переступившей порог 9 «г», внешность была, автор нисколько не преувеличивает, почти что как у сказочной принцессы, что ввело, мягко говоря, в ступор, весь класс, включая преподавателей. С первых минут её пребывания женская половина объявила чуть ли не забастовку. Девочки, которые, увы, на её прекрасном фоне были просто серыми мышками, недовольно гримасничали, открыто её игнорировали, а кто-то после второго урока не поленился даже подкинуть в её парту дохлую мышь.
Противоположная реакция, разумеется, была у мальчишек, а их – четырнадцать в классе. Во-первых, они чуть шеи себе не посворачивали, любуясь красавицей, во-вторых, в их полудетских ещё, полуюношеских головках роем завихрились мысли о том, как бы с космической скоростью добиться её расположения. Самый рослый, с круглой, как тыква, головой и выпуклыми, как у рака, глазами, нагловатый и хамовитый Максим Дулепов, по прозвищу Амёба, на перемене вышел на середину класса и, ухмыляясь, громко заорал, размахивая длинными, как у гориллы, руками.
– Эта тёлка, братва, моя! – в глазах у невзрачного верзилы появился похотливый огонёк. – Я её закадрю, а вы, лохи, попробуйте только рыпнуться!
Впрочем, он тут же, вероятно, ой как пожалел о сказанном. Олег Сергеев, сын преуспевающих и достаточно обеспеченных родителей, тоже высокий и широкоплечий, с броской внешностью, медленно, вразвалочку подошёл к Дулепову и отвесил ему такую звонкую пощёчину, что тот не устоял на месте, а мешком повалился на ближайшую парту, а когда попытался встать, последовал второй мощный удар в челюсть, в результате которого незадачливый ухажёр растянулся на грязном, заплёванном полу.
– Это тебе, Амёба, – небрежно бросил Олег, – за тёлку и за какую-то там кадриль.
Класс замер в ожидании. Максим поднялся, стряхивая с себя грязь и с заискивающей улыбочкой на жалкой физиономии плаксиво пробормотал:
– Ну чего ты, Олежек, если б я знал, что она тебя так покорила… В этот же день в школе произошло ещё одно шокирующее явление. На последнем уроке бывшая первая красавица класса Лена Семендеева вдруг уткнулась в парту и, не поднимая головы с тёмной модной стрижкой, впала в настоящую истерику и взахлёб, не взирая на окружающих, прорыдала все сорок минут. Пожилая учительница химии Вера Ивановна, маленького роста, со светлой и кудрявой, как у овцы, головой, потеряв терпение, простуженным голосом приказала старосте Виктору Круглову принести кружку воды и немного побрызгать на Семендееву.
Класс же в этот момент злорадно хихикал: всем было ясно, как день, что самоуверенная выскочка Ленка, которую недолюбливали подружки, сегодня безвозвратно потеряла своего красавчика Олега.
В этот же день, когда в 9 «г» бушевали страсти, в учительской произошла следующая довольно мелодраматическая сцена.
Миниатюрная молодая классная руководительница 9 «г» Виктория Михайловна Рулеткина чуть ли не со слезами на глазах жаловалась завучу школы:
– Ну почему именно ко мне вы записали эту девчонку? Почему не к Марье Афанасьевне, или к Елизавете Петровне? Я же говорила, я предупреждала вас, что не нужна мне такая сногсшибательная девчонка. Ведь у нас не дом моделей, в конце концов! Так нет же, именно мне её и подсунули. И если в первый же день из-за неё произошла драка, а с одной из учениц приключилась даже истерика, что же будет завтра, или послезавтра?
Завуч школы Ирина Петровна Калмыкова, немолодая женщина, с болезненным видом, с красно-бурым, как спелая свекла, лицом, была уже шесть лет, как на пенсии, а потому любые школьные потрясения наводили на неё панический страх – остаться не у дел. Она по-матерински обняла Викторию Михайловну за узкие плечи и жалобным голосом стала её уговаривать.
