ЖЕНЯ
—
Дорогой, не объяснишь, почему от твоей рубашки разит женскими духами?
Мой
муж на несколько секунд превращается в статую, едва переступив порог квартиры.
Подобная претензия — явно не то, что ожидает услышать от своей супруги любой
мужчина сразу после возвращения домой с работы.
—
И тебе привет, — Марк улыбается своей фирменной улыбкой: левый уголок тянет
вверх и усиливает демонстрируемый эффект, щуря глаза, как будто вот-вот и вовсе
не сможет их разлепить, а широко растянутый рот лопнет от растяжения. — Ты о
чем?
Он
принимается вяло разматывать тонкий кашемировый шарф, затем аккуратно
складывает атрибут промозглых и дождливых осенних дней на пуфик и в упор не
замечает в моих руках свою рубашку, в которой уходил вчера утром.
Если
бы меня не одолела хандра, вызванная пасмурной погодой и капризными клиентами,
я бы не сунулась в гардеробную, чтобы тщательно перебрать наши с мужем вещи и
загрузить стиральную машину. Я отношусь к тому типу людей, кто в процессе
домашней уборки ловит дзен. Порядок вовне — порядок внутри. Это помогает
разложить спутанные мысли по полочкам, вытащить из закоулков те, что уже
покрылись сантиметровым слоем пыли. Отвлечься на приятное удивление при
обнаружении затерянной давным-давно игрушки дочери, которую она долго и упорно
искала, но так и не нашла; обрадоваться, представив счастливое личико
десятилетней владелицы затисканной, но столь обожаемой куколки феи Динь-Динь
при воссоединении с ней.
—
О женских духах и твоей рубашке, — сдержанно повторяю я, протягивая вещь ее
хозяину.
Марк
запускает в густые, пепельно-русые волосы пальцы, медленно пропуская через них
пряди, после чего стягивает с плеч длинное пальто графитового оттенка.
Разувается, снова приглаживает прическу. Старательно показывает занятость
конечностей и неспособность уделить моему недоумению должное внимание, потому
что, наверняка, считает это пустяком.
А
вот я так не считаю.
—
Наверное, твоими пропахла, — предполагает глава нашей небольшой семьи, даже не
притронувшись к собственной вещи.
—
Я таким ароматом не пользуюсь, — проясняю я похолодевшим голосом, стискивая
хлопок в ладони. — Они жутко приторные. Знаешь же прекрасно, я ненавижу сладкие
шлейфы, которые достаточно разочек вдохнуть, чтобы причинное место слиплось.
Бегло
закатывая светло-голубые глаза, Марк подходит ко мне, забирает рубашку и
принюхивается.
—
Ты уверена, что она чем-то пахнет? — смотрит на меня с искренним недоумением
из-под нахмуренных бровей. — Ничего не чувствую.
—
Боже, да! — импульсивно восклицаю я. — Я даже квартиру проветривала, чтобы
избавиться от этого амбре… — зажимаю пальцами нос и качаю головой. — Как ты
можешь не чувствовать?
Марк
задумчиво мычит.
—
Я вроде говорил тебе, что вчера битый час проторчал в парфюмерном. Всего
понемногу надышался…
—
Не говорил.
Он
массирует виски, немного опуская голову.
—
По-моему, говорил.
—
Я бы запомнила, — и не думаю отступать.
—
Женечка, в чем проблема? — ласково спрашивает муж, приближаясь ко мне на шаг и
невесомо дотрагиваясь подушечками пальцев до моей шеи. — Босс ни с того ни с
сего оторвал меня от дел и приказал ехать в бутик, чтобы я купил для его жены
маленькую скляночку с дико дорогим французским извинением. Пришлось перенюхать
чуть ли не весь ассортимент, ведь конкретикой Зубков меня не снабдил, — кривя
лицо, разъясняет Марк.
Он
мягок, непоколебим и обходителен, как всегда, но внутри меня неуемно копошится
крошечный зубастый червячок подозрений. Я чувствую, как острыми зубками паразит
выгрызает брешь в прочном фундаменте доверия между нами, оставляя за собой след
из крошек.
Марк
ни разу за четырнадцать лет брака не заставил меня усомниться в нем. Но с
недавних пор что-то изменилось. Что-то происходит. Интуитивное беспокойство
возникает резко, будто спазм, и воздействует с такой разрушительной силой, что
в моменте я могу забыть, как дышать. Плохое предчувствие рождает
неподконтрольный страх, а страх — уязвимость. Уязвимость умножаем на сильную
любовь и получаем неутешительный итог в виде беззащитности перед
обстоятельствами.
Что
ж, думаю я, начальник у него и правда самодур.
Марк
наклоняется вперед, обдает теплым дыханием щеку и томно шепчет:
—
Думаешь, у меня есть другая? Мне никто не нужен, кроме тебя. Что пятнадцать лет
назад, что сейчас, я озабочен лишь одной женщиной. Тобой, Женечка.
Он
обнимает за талию, как я люблю. Сначала кладет ладони на бока, немного массируя
большими пальцами ребра, и неторопливо ведет ими к пояснице. Постепенно
усиливает объятия, покрывая невесомыми поцелуями мою шею, скулу, мочку уха. Уже
через минуту я забываю, о чем мы разговаривали до сокращения дистанции и ласк.
Выпускаю из руки провонявшую женскими духами рубашку мужа и льну к нему всем
телом.
Если
бы я только знала, что уже тогда этими пунцовыми жаркими губами и крепкими
ухватистыми руками он целовал и трогал ее…
