Бодрой походкой направлялась в ресторан. Заблаговременно заказала столик на шесть вечера, чтобы с мужем отпраздновать окончание ремонта. Почти полгода в доме стоял кавардак, витали стойкие запахи акрила, извести, обойного клея и дальше по списку. Чем только не благоухала наша двушка. Квартира старенькая, пришлось многое замазывать, выравнивать — вот и растянулась рутина на несколько месяцев.
Наконец-то, ремонтный ад позади!
Ради такого случая душа призывала шикарно отужинать, а потом в приватной обстановке словить удовольствие иного плана.
Зазвонил телефон.
— Милый, я уже подхожу! — весело сообщила Виталию.
— Ань, я не смогу, — виновато протянул благоверный. — Столько работы навалилось. А ты знаешь Павла Сергеевича… — удручённо вздохнул в трубку.
Да, начальник у мужа тот ещё трудоголик и перфекционист. Если дал задание — выполняй или подавай на увольнение. И спорить бесполезно. Нужно было работать до девяти вечера? Работай! Павел Зубов свою строительную компанию с нуля основал, вот и трясётся над всем и вся. Можно понять. Но не сегодня.
— Ты же обещал уйти пораньше! — выдохнула, ощущая, как радужное настроение пошло шумовой рябью. Та усилилась, стоило в окне кафешки, напротив которой я замерла для разговора, заметить подтянутую мужскую фигуру с телефоном у уха. Недоброе предчувствие шевельнулось в груди. Натужно сглотнула. — Ты сейчас в офисе? Приеду и устрою твоему начальнику мозговынос! — произнесла я бойко, внимательно следя, как стоящий у стойки мой благоверный дёрнулся, облизал губы.
— Даже не думай! — Урезал под корень моё стремление вызволить его из лап начальника. И запричитал: — Без работы останусь, что будем делать? Ремонт нас почти обанкротил! Нужно навёрстывать…
«С рыжими моделями?!» — чуть не сорвалась вслух, наблюдая за эффектным появлением размалёванной девицы в мини-платье и слишком лёгкой для поздней осени курточке. Руками обвив шею моего мужа, она легко и раскрепощённо, что говорило о многом, поцеловала его в губы.
— Вит… — начала я.
Он перебил, не позволив договорить.
— Милая, прости. Работа зовёт. Вернусь поздно. Ужинай без меня, — скороговоркой выпалил изменник и быстренько отключился. Затем лишь, чтобы поприветствовать красотку и улыбнуться так, как даже мне никогда не улыбался.
Ребро телефона больно врезалось в ладонь.
Выдохнув, я медленно разжала пальцы и в карман просторной куртки убрала средство связи. Оно не виновато, что у меня внутри разразилась гроза и душа рыдала навзрыд. Внешне я просто стояла, продолжая мучить себя пантомимой предательства. Движения тел и мимика этих двоих слишком очевидно указывали на долгую связь, чтобы тешить себя тривиальными: «обозналась?», «показалось?», «деловой ужин и ничего кроме…».
Разум услужливо стал вытягивать моменты прошлого, когда муж задерживался на работе. Всегда с отговоркой: «…припахал начальник — не вырваться». Я ему верила и мирилась с одинокими вечерами. И всё же, порой, услышав очередное «задерживаюсь, прости», в моей душе звенел тревожный звоночек. Только так и не решившись хоть раз спонтанно заявиться к нему на работу, сейчас пожинаю плоды собственного попустительства. С самого детства меня интуиция никогда не подводила, но в данном вопросе, следуя итогу, предпочла оставаться слепой, проигнорировав её заботу.
Острый шип провернулся в сердце. Он ввинчивался всё глубже, пока я смотрела на мужа и рыжую девицу, готовую выпрыгнуть из платья прямо перед посетителями цивильного кафе. Наверное, в своём заторможенном состоянии я бы молча ушла отсюда, дома собрала вещи, и направилась рыдать и причитать к старшей сестре. В чувство привела девочка лет десяти, подошедшая к столику парочки и нерешительно тронувшая женщину за руку.
Словно некая сила меня подхватила и внесла в кафе. Своевременно, чтобы услышать:
— Мам… — в глазах ребёнка стояли слёзы.
Меня часто называли холодной, из-за умения на публике сдерживать эмоции. Обычно драмы и трагедии я переживала в одиночестве или рыдала на плече сестры Марины. Но сейчас, глядя на ребёнка, чья мать холодно бросила: «Иди домой, Лиз!», я не смогла сдержаться.
Подступившись к троице, присела на корточки и улыбнулась девочке.
— Тебя зовут Лиз? — спросила.
— Елизавета, — несмело пробормотала нескладная мисс, в «дранных» джинсах, футболке навыпуск и расстёгнутой синей куртке. В светло-зелёных глазах плескались нерешительность и удивление.
— Елизавета, сейчас иди домой. Хорошо? Мне нужно поговорить с твоей мамой, — снова улыбнулась, чтобы не напугать ребёнка.
— Ань… — выдохнул мой благоверный, и осёкся, поймав мой взгляд.
И хвала ему, что голос подал. Девочка на него глянула, потом на меня, поджала губы и серьёзно кивнула, прежде чем направилась к выходу из кафе. Несколько посетителей, спешно расплатившись, устремились следом, ощутив неладное. Оставшиеся напряжённо жевали свою еду. Запахло жареным и все это почувствовали. Я не собиралась скандалить и истерить, но раз вышла под свет софитов, вынуждена держать лицо и хоть немного отвести душу.
Поднявшись с корточек, сверху-вниз изучила рыжую девицу, перевела взгляд на притихшего своего мужа, на лице которого промелькнуло странное выражение. Обречённость? Да нет, показалось. Вон как губы поджал, глазки забегали. Благоверный — насмешка, блин! — явно искал лазейку из создавшегося положения. Вот его лицо прояснилось, а тело расслабленно откинулось на спинку углового диванчика.
