Когда мы с младшим братом Пашкой были маленькими, то жили в глухой деревне. Отец был директором совхоза, мать бухгалтером. Был у меня тогда друг Андрюха по кличке Пончик. Я с ним познакомился еще в ту пору, когда мы жили в первом доме, возле конторского сада. После переезда нашей семьи в новый, специально по проекту матери выстроенный дом, дружба наша нисколько не прервалась. Даже наоборот. После совместного взлома вагончика, в котором жили строители, и кражи оттуда инструмента, дружба стала еще крепче. Можно так выразиться, что преступная связь скрепила ее (дружбу).
Однажды летом у Андрюхи вскочила бородавка на лице.
– Я же жаб не трогал, – едва не плача говорил он. – За что мне такое?
– Это тебе наука, чтобы вагончики не грабил! – безжалостно заявила моя мать, по привычке подслушивавшая за дверью, и вошла в комнату.
– Я же больше не буду! – жалостливо сказал Пончик. – И мы с Владом попросили прощения за тот раз. Может, пройдет?
– Само не пройдет! – категорически заявила мать. – Но если обещаешь не воровать…
– Обещаю! Сроду больше ничего чужого не возьму!
– Будет тебе средство, – принесла из зала трехлитровую банку с водой. – Вот, самим Чумаком заряжено. Я тебе отолью в бутылку, а ты мажь бородавку три раза в день.
– А поможет? – усомнился я, с детства скептически относясь ко всем этим целителям.
– Поможет, – уверенно ответила мать. – Я вот забеременеть Пашкой не могла, а потом съездила к самому Порфирию Иванову и вскоре получилось. Как раз повезло, он года через два после этого умер.
– Лучше бы не получилось, – буркнул Пашка, как обычно прятавшийся под столом в прихожей. Из-за свисавшей почти до пола скатерти его было не видно, и он часто подслушивал там разговоры матери с ее подругами. Была у него такая привычка. Спрячется под столом и норовит якобы невзначай под стулом, на котором человек сидит, прошмыгнуть. А то вдруг метнется, нырнет мимо ног, выскочит на веранду и поминай, как звали. Люди, видевшие это первый раз, очень пугались.
– Тебя забыли спросить! – повысила голос мать и постучала по столешнице. – Ума никакого, только лягушкам глаза колоть, а туда же, квакает, совсем как умный.
– Ты лягушек точно не обижал? – пристально посмотрела она в глаза Андрею.
– Нет, что вы, тетя Валя. Никаких лягушек не трогал!
– Смотрите, – предостерегла мать нас с Пашкой. – Будете на озеро тайком ходить, и у вас бородавки будут!
– А кто такой этот Иванов? – осмелился спросить я.
– Ты что дикарь? Таких людей не знаешь? Митрофанушка ты, только лягушкам глаза колоть, да, как подрастешь, по кабакам шлындрать! – доступно объяснила мать. – Экстрасенс такой, народный.
Тут притопал с работы отец.
– Кто экстрасенс? – спросил он.
– Порфирий Иванов, – ответила мать.
– Диалектический материализм его отвергает, – важно ответил папаша. – А чего вы его вспомнили? По какому, так сказать, контексту?
– У Андрюши бородавка, а я ему воды заряженной налила.
– Бородавка это мелочи, – отец закатал левый рукав и ткнул узловатым пальцем в большое пятно светлой кожи на мощном левом бицепсе. – Вот тут у меня родинка была и сковырнул. Так потом корни вырезали, во какая дырища получилась.
– Это да, – уважительно рассматривали дефект кожи мы с Андрюхой и Пашкой.
– Больно было? – уточнил Пашка, жалостливо скособочившись.
– Конечно, больно, но я не хныкал, как некоторые! – бахвалился отец. – Берите пример с батьки, солитеры бледные!
Прошла неделя, и друг прибежал к нам домой без бородавки.
– Правда, помогло! – выпалил он, тыча грязным пальцем в свое лицо. – Сошла бородавка! Теперь постоянно буду Чумака и Кашпировского смотреть. Мамка моя тоже будет воду заряжать.
– Брехня все это, – ответил я.
– Почему брехня? Помогло же!
– Потому, что я заряженную воду вылил, а в банку обычной воды налил из-под крана.
– Правда? – побледнел друг.
– Да, просто при матери говорить не хотел.
– А зачем?
– На всякий случай.
– И что теперь? – голосом унылого ослика Иа-Иа спросил друг.
– Ничего. Помогло же. Радуйся.
– Пойду я домой.
Вечером пришла с работы мать, и Пашка поведал ей радостную новость.
– У Андрея-Пончика бородавка прошла!
