Забыла телефон в отведенной мне спальне, поэтому после странного позднего обеда с моей новой семьей, пришлось на ощупь пробираться по плохо освещенному коридору третьего этажа. Этот французский замок постройки одиннадцатого века был просто огромен. Свет горел в противоположном конце коридора, а в этом царила удушающая темнота. Моя комната располагается в самом конце, до нее еще около десяти метров. Я ступаю почти бесшумно – под ногами мягкое ковровое покрытие. Скорее всего, именно по этой причине меня не заметили те двое, кого я увидела в узком проеме незакрытой двери в спальню Эврарда. Отреагировав на полоску света в темноте, прилипаю взглядом к происходящему внутри его комнаты, уже через мгновение прижимаюсь к стене и завороженно наблюдаю за человеком, который привез меня сюда из родного Кингисеппа. В приглушенном свете вижу силуэт – сильное мужское тело Эврарда полностью обнажено. На кажущейся смуглой в этом освещении коже широкой спины молодого мужчины отплясывают тени языков пламени из камина. Они будто бы любя массируют его потрясающе сложенный стан: облизывают своим теплом широкие плечи с четко очерченными ключицами, ласкают прямой позвоночник и крутые ягодицы, обнимают мощные бедра и просятся проникнуть дальше, коснуться того, чего ни я, ни языки пламени не видим с этой позиции. Я никогда не видела живого мужчину обнаженным, а тем более, настолько красивого и уверенного в себе мужчину. Эврард забрал меня из маминого дома в тот день, когда мне исполнилось восемнадцать лет и силой привез сюда для того, чтобы я вышла замуж «по наследству».
Пока я, затаив дыхание, стою прижавшись к стене – в комнате разворачивается сцена, свидетельницей которой мне не стоило бы быть. Эврард не один, с ним девушка. Миниатюрная француженка со светлыми короткими волосами. Я не вижу и ее лица. Незнакомка стоит спиной к обнаженному мужчине. Ее плоский живот прижимается к одной из резных деревянных колонн, обрамляющих широкую древнюю кровать с четырех сторон. Эврард стоит позади нее, он слегка расставил ноги и обнял ладонями тонкую талию любовницы – молодая женщина отреагировала, выгнула спину и выпятила округлые ягодицы. Мужские ладони последовали сексуальному призыву, сперва ощупали предлагаемое лакомство, а затем пальцы его правой руки медленно расстегнули молнию на короткой кожаной юбке француженки.
Я против воли сглотнула в этой кромешной темноте и облизала губы, в уголке которых накопилась слюна. Ладони горели, но я на замечала этого, продолжая подсматривать за происходящим и не веря в те ощущения, в которые при этом погрузилось мое девственное тело.
Тем временем юбка соскользнула с аппетитного тела девушки. Взору мужчины предстали дорогие кружевные трусики, облегавшие манящие женские ягодицы и элегантные чулки на стройных ножках их владелицы. Опытной ладонью погладив нежную кожу женщины, Эврард снял с нее тонкую кофточку из белого шелка и одним движением ловких пальцев расстегнул лифчик на ее спине. Эти же пальцы коснулись напряженного соска девушки, покрутив твердую пуговичку в своих подушечках.
Девушка застонала и вместе с ее стоном из моего горла вырвался тихий звук. Я испугалась – голова Эврарда дернулась в мою сторону, но не повернулась до конца. Как будто передумав выяснять, что это было, он продолжил заниматься своей любовницей, уведя руку от соска, вниз по животу подчиненной женщины и нырнул под крохотный треугольник материи у нее между ног. Я интуитивно облизнула губы – моя собственная грудь полыхала и налилась тяжестью так, словно он сейчас это все проделывал не с ней, а со мной. Не в силах уйти, я осталась подглядывать. Окончательно прилипла к стене, как только Эврард взял лежавший на кровати моток настоящей веревки, заставил любовницу встать на колени, на здесь же лежавшую шкуру какого-то большого зверя, и начал ее связывать…
Кингисепп, 15 декабря
Облизала ложку, не забыв при этом зажмуриться от удовольствия, крикнула в комнату:
– Мам! Я сделала рассольник!
– Молодец! Разложи в две салатницы и неси на стол, скатерть я уже погладила!
– Салатницы? А они у нас не на кухне?
– Да нет же, дурочка! В комнате, иди возьми.
Я сорвалась с места и помчалась к маме в большую комнату. По пути, как и всегда в таких случаях, зацепилась прядью длинных русых волос за угловое зеркало – оно у нас старое, зажимы наружу торчат, и я постоянно за них цепляюсь. А потом отдираю клоки волос, чтобы не пугать подруг, которые частенько заглядывают ко мне в гости.
Вбежав в комнату, повисла у мамы на шее. Обняла и поцеловала в щеку.
– Мамочка, ты представляешь, мне уже восемнадцать! Я взрослая! А можно, можно мы с девчонками сегодня вина выпьем?
Я повисла у мамочки на шее почти в буквальном смысле. Не сбылась моя мечта – я все ждала, когда дотянусь по росту до нее и так не дождалась. Наверное, я в отца, жаль, не сохранилось у мамы его фотографий. Нет, точно в отца. Мамочка у меня женщина красивая, высокая, настоящая сибирячка. А я сначала тянулась, тянулась, а потом остановилась на полпути, так и не доросла один сантиметр даже до ста семидесяти. Мои подружки, Катька и Ленка, давно меня переросли, смеются, что я мало ем. А я не мало ем! Я лопаю за обе щеки, при этом не толстею и не расту. По нашему небольшому городку уже давно ползают слухи, что я мамочке не родная. Глупости все это! Весь город знает, что рожала она меня в нашем единственном роддоме. Тетя Клава роды принимала, как может быть иначе?
