В мою квартиру и мою жизнь псы кровавого режима вломились без приглашения.
И длань мощная опустилась на плечо мое, и глас могучий проник в уши мои, терзая их словами жестокими:
– Пора вставать, Лев Николаевич.
– Кто? Куда? Зачем? – Я заворочался, пытаясь сообразить, со мной ли разговаривают, где я нахожусь и что вообще происходит.
Похмелье обнимало меня, будто тяжелая, колючая и очень горячая любовница. Вчерашний вечер терялся в тумане. Я помнил только, что случилось что-то очень нехорошее. Голова трещала, как от водки с пивом, хотя, став надеждой отечественной литературы, я вроде бы безвозвратно перешел на виски с шампанским.
Длань мощная потрясла меня, словно тряпичную куклу, и я отверз таки очи свои.
И решил, что белочка с плакатом «Алкогольный делирий» наконец нанесла мне дружественный визит.
Квартира была моя, в смысле, съемная: занавески эпохи Брежнева, ужасный бордовый ковер на стене, потолок в желтых разводах от курева, люстра модели «Очень много блестящих висюлек». Раскрытый ноут на столе, рядом с ним второй – старый, с которого я пересел всего неделю назад и не успел отвыкнуть; слегка покосившееся кресло, давно принявшее форму моей совсем не спортивной задницы; заставленные книгами стеллажи до потолка – это уже не от хозяйки, это мое.
Вот только в списке предметов мебели вчера не имелось пункта «крепкие молодцы в безупречных темно-синих костюмах – 2 шт». Незваные гости могли похвастаться идентичными галстуками, короткими прическами, и даже стояли, одинаково наклонив голову к правому плечу, словно их еще в инкубаторе, откуда они вылезли, еще и программировали на определенные позы.
Двое из яйца… ой, из ларца, одинаковых с лица…
– Вы… вы… ыы… кы-кы… тоо? – проблеял я.
– Вам придется проехать с нами, Лев Николаевич, – сказал один из незваных гостей, я не понял, какой, вроде бы правый.
– Но я… ничего не сделал! – Я попытался сесть, и мне это даже удалось.
Но в ушах загудела целая звонница, а комната медленно и печально поплыла перед глазами. Я разглядел пятно на обоях, кучку осколков на полу и вспомнил, что за гадость случилась вчера.
Мне стало так паршиво, что на мгновение я забыл о незваных гостях.
Маша ушла от меня! Мы поругались, потом она собрала вещи, и когда за ней захлопнулась дверь, я в ярости швырнул в стенку фужер с вином, а потом безобразно и ужасно напился, вроде бы пытался ей позвонить и рыдал в трубку, и даже полез в интернет и что-то писал в соцсетях, вряд ли умное, доброе и вечное.
Горе тебе, град Вавилон, обремененный гордыней, ибо пить надо меньше!
– Вставайте, у нас мало времени. – На мое восклицание насчет «ничего не сделал» молодцы внимания не обратили.
– У меня его очень… много… – храбро пролепетал я. – Я никуда не пойду! Сатрапы! Душители свободы! Кто вы такие, блин!? – Голос мой сорвался на визг.
Утренние гости явно были из «органов», но вот из каких и почему, я сообразить не мог. Неужели мне припомнили убогий рассказик, сочиненный шесть лет назад, или поход на акцию протеста еще в те времена, когда я был глупым сопляком, студентом биофака?
Или… нет, нет, невозможно!
Молодцы переглянулись и одновременно пожали плечами.
– У вас есть пять минут, чтобы привести себя в порядок, – мягко сообщил правый. – Сделаете это сами… или мы поможем. Поверьте нам, Лев Николаевич, мы умеем это делать. Только вам не понравится.
А левый улыбнулся с таким ледяным блеском в глазах, что я содрогнулся и похмелье на миг отступило.
Конечно, отважный свободный творец на моем месте гордо отказался бы выполнять распоряжения «псов кровавого режима», устроил бы лежачую забастовку или даже выпрыгнул в окно во имя свободы и демократии… Вот только я хоть и молодая звезда русской прозы, но, видимо, не такой уж отважный свободный творец. А еще я сообразил, что если меня не бьют, но велят привести себя в порядок, то вряд ли повезут прямиком на расстрел или в ужасные пыточные застенки чудовищной Лубянки.
– Э… нуу…
– Бегом!! – рявкнул правый.
Я наполовину вскочил, наполовину упал с дивана, на котором возлежал прямо в одежде. Попытался схватить телефон – первый жест человека нашей эпохи после пробуждения – но меня шлепнули по ладошке. Попробовал запереться в ванной, но дверь закрыть мне не дали. «Двое из ларца» следили, как я умываю помятый лик и чищу зубы. Что без кофе ни на что не гожусь, даже заявить не успел, мне вручили стакан воды, в котором с шипением растворялась большая белая таблетка.
– Это поможет, – сказал правый, видимо, только он в этой паре обладал даром речи или правом этой речью пользоваться.
Я поморщился и выпил залпом, как вчера глотал дорогущий односолодовый вискарь, подарок от читателей из Питера… Эх, Маша, как ты могла так со мной поступить, ведь терпела мою придурь столько времени? Как я буду теперь без тебя, без твоих подколок и стихов, без твоего тела и твоего огня? Сначала ты меня оставила, а теперь еще и это!
Или пришел для меня день гнева Его, когда никто не может устоять, и то, что казалось незыблемым, рушится в прах?
Волшебная таблетка подействовала мгновенно, и когда мы вышли из квартиры, перед глазами уже не плыло и на ногах я стоял твердо. Вот только внутри «тварь дрожащая» продолжала стучать зубами от страха и боялась даже попискивать.
