– Конечно, конечно, обязательно, все будет сделано в срок, не беспокойтесь, Жаксыбек Имангалиевич, – заливалась соловьем Нурия, одной рукой оттаскивая внука-«агрессора» от плиты, а другой – готовя ему утреннюю трапезу. Связующее же звено с шефом – многострадальная трубка, где только не побывавшая в аварийных ситуациях, зависала между ухом и плечом, норовя выскользнуть и подорвать ее авторитетные заявления.
Из соседней комнаты, с периодичностью в две – три минуты, доносились стоны. Стонал муж. И стонал, подлец, весьма правдоподобно. Успокоив шефа, Нурия с облегчением закончила разговор и приступила к кормлению «агрессора».
– Ой бай, ой бай, жаным ай, – обращаясь уж не к ней, а к аллаху по-мужски скупо застонал супруг. Нурия не выдержала. Войдя в спальню, полная готовности вывести на очередную чистую воду симулянта местного значения, она застыла в недоумении: «умирающий» бегал вокруг кровати со стулом, пристраивая его ближе к изголовью.
– Сен совсем больной? Врача с Каблукова вызвать? – с застарелым ехидством обратилась она к супругу.
– Канымды iшiп болдын. Журегiм шаншым жатыр. Молчи, глупая. Скорая сейчас приедет. Умираю. Довела-таки, узурпаторша, —постанывая, муж улегся на приготовленное ложе, сложил руки на груди и закатил глаза.
– Так ты опять скорую вызвал? Что на этот раз?
Отрешенный вид супруга выражал презрительное негодование. «Черт его знает, а вдруг на самом деле прихватило? – засомневалась Нурия. – Хотя маловероятно, судя по излишне здоровому румянцу, опять спектакль».
– Да, кстати, а в какую химчистку ты мою шубу сдал?
– Что? – от возмущения «умирающего» аж подбросило, – о какой шубе ты говоришь, несчастная, когда твой муж на пороге Вечности?
– Да ты уже у этой Вечности все пороги отбил! Который год перешагнуть не можешь! Куда мою шубу сдал, говори, пока не поздно.
– Да ты же сроду сама туда не потащишься, схожу завтра… Постой, а почему «пока не поздно»?
– Да мало ли что бывает, – уклонилась от ответа Нурия, а про себя подумала: «Вот сейчас проявляется что-то натуральное, авось, до прихода „скорой“ добьемся учащенного сердцебиения».
Супруг впал в депрессию и с оскорбленным видом отвернулся от черствой жены.
– Ажешка, а что, аташка помирает? – пятилетний агрессор, стоя у двери, опасливо поглядывал на деда.
– Помирает, помирает, не мешай, – Нурия взяла внука за руку и вывела из комнаты, не обращая внимания на протестующе возмущенный вопль больного.
По большому счету, ее дражайшая половина, «трупообразно» расположившаяся на ложе, очень бережно к себе относилась. Лет пять назад, завершив, по собственному почину, свою трудовую деятельность, под предлогом «отсутствия взаимопонимания с черствым миром коррупции, эгоизма и бездуховности», он возложил функцию общения с ним на Нурию. И та, как продукт не такой хрупкой, высокоорганизованной материи, из которой был соткан ее супруг, тянула не только свою, но и мужнину лямку, помогая, вдобавок, и семье сына, еще не вставшего на ноги. А супруг, тем временем, занимался поисками истины и постижением высокого предназначения аллаха. Последние несколько лет отношения между ними были весьма прозаичны. Супружеская кровать была ложем того, кто успевал лечь на нее первым, опоздавшему же доставался диван. Тунеядство благоверного поначалу раздражало Нурию, затем же она с этим свыклась и даже начала находить положительные стороны. Супруг же, обладавший значительной долей артистизма, требовал внимания зрителя и, заметив, что оно значительно поугасло, вознегодовал, впал в меланхолию и стал устраивать спектакли на уровне театра абсурда. Разыграть предынфарктное состояние для него было, как говорил внук, «два пальца об асфальт», поэтому Нурия вполне обоснованно подозревала явную симуляцию и размышляла о том, как бы не опростоволоситься перед врачами.
Звонок в дверь прервал ее раздумья.
– Скорую вызывали? – бригада спасателей, оттеснив Нурию своей мощной грудью в лице постаревшей кустодиевской дивы и двух справных мужичков с носилками, проследовала в квартиру. – Где больной?
– Там, – махнула рукой Нурия, но врачи уже шли на стоны, доносящиеся из спальни. Войдя за ними, Нурия оценила предварительные хлопоты мужа: с места, подготовленного им для врача, больной смотрелся гораздо тревожнее.
– И давно он так? – шепотом спросил у нее один из мужичков, санитар, кивком показывая на беспрерывно призывающего аллаха страдальца.
– Да сколько его помню, – отмахнулась Нурия, однако, спохватившись, изобразила тревогу и уточнила:
– Это в смысле обращения к аллаху. – Стоя у дверей, она смотрела на суетящихся медиков и трупоподобного супруга и гадала, «что во что обратится»: трагедия ли в фарс или фарс в трагедию. Врачи же продолжали опрашивать больного.
– У вас были ранения? – донесся до нее обеспокоенный голос.
– Да по глупости, в драке ножом пырнули, – механически ответила за мужа Нурия, после чего чуть не погибла под его испепеляющим взглядом и, исправляя ситуацию, быстро села в изголовье больного, изобразив заботливую жену. Однако изображение было, вероятно, не столь достоверное, потому что кустодиевская дива бросила на нее укоризненный взгляд, означавший, что нормальная жена на ее месте не вела бы себя так легкомысленно.
