Эйнари проснулся рано, не было и пяти. Осенью на севере Карелии в это время еще совсем темно. Нужно подождать – сейчас выходить бесполезно, но через час-полтора надо идти.
«Не идти, а бежать! Бежать! – думал Эйнари. – Вещмешок, еды на три дня, документы, револьвер, награды, деньги… Лучше бы купил еще часов или каких-то украшений. Зачем эти рубли? Прикуривать от них, что ли?»
Эйнари нервничал. В одиночку он запросто осилил бы этот марш-бросок, не подвергая себя риску. Гулять по питерским улицам ночью и то опаснее. Однако Эйнари был не один.
«Константин, Костя, единственный сын, двенадцать лет. Справится? Справится, куда он денется, зря, что ли, первые места в школе занимал по лыжным гонкам. Я в его годы уже работал. А жена? Анна, Анна-Мария – она выросла здесь, среди лесов, озер, сопок, болот и ламбин. Расстояния ее никогда не пугали. Но сейчас не школьные соревнования и не поход за клюквой – здесь такие гонки, что запросто можно поплатиться жизнью», – тревожился глава семьи.
За себя Эйнари не очень боялся – смерть он видел много раз, но умирать не спешил, поэтому и решился на такой отчаянный шаг. Боялся за близких – имеет ли право подвергать их такому риску?
Может, остаться в поселке, а потом вернуться в Петрозаводск? Никто ничего не заподозрит, да ничего и не было. Только не верил Эйнари, что все обойдется, чувствовал, единственный выход спасти себя и семью – бежать.
Дрова в печке, береста на своих местах. Выпить чаю… Хлеб, масло и, конечно, шоколад. Как говорил в далеком двадцать втором году командир Тойво: «Налегайте на шоколад, возможно, больше его не попробуете».
В том походе сам Каменев вручил бойцам несколько ящиков с шоколадом.
Эйнари разбудил Анну и Костика.
– Готовьтесь! Пьем чай и идем…
– Чего так рано, папа? Сегодня же воскресенье, давай еще побудем.
– Сынок, нужно возвращаться в Реболы.
***
Эйнари Хейкконен вырвался в небольшой отпуск на родину жены, в северную карельскую деревню, якобы по семейным обстоятельствам.
Сначала они были в Реболах, потом отправилась в Колвасозеро, где жил дядя Анны-Марии. Однако застать бойкого карела дома не получилось, он пропадал где-то на рыбалке. На один день семья Хейкконена осталась в большом карельском доме. Обстоятельства способствовали намеченному.
Костик, естественно, ничего не знал. Жене Эйнари рассказал обо всем только когда они прибыли в Реболы. Отсюда до Финляндии было совсем близко.
Анна, дочь карела и финки, хотя и выросла в глухой, даже по меркам Карелии, деревне, была женщиной весьма неглупой и наблюдательной. Она и сама не раз задумывалась о будущем. Многие ее подруги остались без мужей, а кое-кто пропал… просто пропал. Ирма, финка, учительница из Петрозаводска, которая работала с Анной в одной школе, теперь арестована по подозрению в антисоветской деятельности. Тойво, двоюродный брат Анны, проживавший в селе Лендеры, уже несколько месяцев сидит в тюрьме в Ленинграде. Хотя за что можно было арестовать простодушного Тойво? Какой из него «шпион»? Все что он мог сделать – рассказать, где растет больше морошки, и показать места, где щука идет на нерест.
Многие друзья и сослуживцы Эйнари стали «врагами народа». Сначала казалось, что это просто недоразумения и ошибки. Однако «шпионов» становилось все больше и больше. Карелы, эстонцы, русские, украинцы то передавали секреты немцам, полякам, французам, то вредили по заданию англичан. Финнов-эмигрантов из США и Канады массово обвиняли в связях с американскими империалистами.
Судьба «американских» финнов незавидна. После гражданской междоусобицы в Финляндии они переехали в США. В двадцатые годы их пригласили в СССР «строить светлое будущее». Потом начались гонения и репрессии. Ирма и Ерхо как раз из таких. Они жили в небольшом городке в штате Мэн в своем маленьком домике. Ерхо был членом американской коммунистической партии. Продав все, семья пересекла океан и стала налаживать жизнь в Карелии. Теперь Ирма арестована, а Ерхо исчез. Может, его уже нет в живых. Молча ждать своей участи Анна и Эйнари не хотели.
Эйнари порой размышлял о темпераменте северных жителей. Принято считать, что финны – это уравновешенные и медлительные люди, им чужды сильные эмоциональные порывы. Но за внешним спокойствием северного характера скрывается упрямство и сильная любовь к воле. Могло ли быть по-другому у тех, кто вырос среди диких лесов и озер, кто близок к природе, природе очень суровой, природе, которая лишь несколько месяцев благосклонна к человеку, а все остальное время проверяет на прочность его характер. Упорство такое сродни работе силового двигателя на дизельном топливе, который долго заводится, а потом долго-долго тянет, несмотря на препятствия.
Карелы отличались от финнов – они были бойкими, иногда даже слишком эмоциональными. Эйнари вспомнил, как порой быстро говорили жители Ругозера, Ребол, Лендер, переходя с русского на карельский.
