It appears we just got Banksy-ed
Alex Branczik
– Держи. – Ясон протянул Марку хрустящий бумажный пакет, из которого настойчиво пахло азиатской едой.
– Вьетнамское? – спросил Марк обреченно.
– Берлинское, – ответил Ясон, садясь рядом на деревянную скамейку на краю контейнера, в котором уютно устроился небольшой клен. – Плод нежной любви американского бургера с креветками по-азиатски. Если увидишь это в другом городе – никогда не пробуй. Такая адская смесь съедобна только здесь.
Ясон вынул бургер из своего пакета, откусил большой кусок и с явным наслаждением прожевал. Марк по-прежнему с опаской разглядывал свою порцию.
– Остынет, – прокомментировал Ясон, отхлебнув кофе. – Я тебя заверяю, что есть на сегодняшнем фуршете будет нечего. Органическая немецкая кухня – это гораздо более странно, чем то, что я тебе принес.
– Я не собираюсь много пить, – вздохнул Марк и откусил наконец кусок. Сок потек по пальцам, Марк чертыхнулся и, копируя продуманную, как выяснилось, позу Ясона, раздвинул ноги пошире и слегка наклонился вперед, чтобы не закапать парадные темные брюки.
– Хорошо, что не собираешься, – прокомментировал Ясон, продолжая с видимым удовольствием расправляться с едой. – Только «много» по местным меркам и я не выпью. А тащить тебя до отеля на руках мне сегодня не хочется. – Он ненадолго замолчал, потом продолжил: – Превентивные меры – самые лучшие.
Марк смирился со своей участью и продолжил жевать. Бургер оказался не так уж и плох. Туда-сюда сновали велосипедисты, где-то вдалеке громыхал трамвай.
Обычно сдержанный, даже немного чопорный Ясон сегодня казался очень расслабленным, в его движениях появилась незнакомая Марку свобода, что особенно резко контрастировало со смокингом, и белой рубашкой с запонками, и классическим пальто. Впрочем, ворот рубашки был слегка растегнут, а кашне, концы которого обычно лежали педантично ровно, тоже получило команду «вольно» и едва ли выполняло свою историческую функцию защиты от ветра – в художественной небрежности размещалось где-то в районе шеи.
При этом Ясон ухитрился даже крошки на себя не проронить, подумал Марк, костюм которого от капель сладкого соуса спасала только реакция хозяина.
Ясон уперся правой ногой в каменный бордюр мостовой и, дважды чиркнув зажигалкой, закурил. Марк, доев, взял в руки еще горячий бумажный стаканчик зеленого чая и попинал ногой ржавые листья, скопившиеся рядом с лавочкой. Запах сигаретного дыма смешивался с ароматом кофе, который Ясон пил через край стакана, заранее избавившись от белой пластиковой крышки.
Мимо пронеслась очередная стайка велосипедистов, следом одиноко прошуршал по булыжнику автомобиль. Марк поискал глазами телебашню – она услужливо показалась в просвете между домами. Закатное солнце рыжим подсвечивало стеклянный шарик под изящной иглой.
Марк чувствовал себя неуютно: первая поездка вдвоем с Ясоном на покрытый тайной модный перфоманс, полный карт-бланш на покупку объектов для галереи от Елены – от открывшихся возможностей кружилась голова. При этом его пугало, что все происходящее может оказаться очередной проверкой и нужно будет, как на экзамене, собраться с силами и выдать блестящий результат.
Этот странный, незнакомый Марку город с длинным шрамом на змеиной коже мостовых – там, где была когда-то Стена, – завораживал, гипнотизировал, увлекал. Марк не мог сосредоточиться на предстоящем мероприятии и задавить чувство жадного интереса к узким улицам с яркими и подчас талантливыми граффити на стенах, а еще восторга от поразительных и нелепых громадин конструктивистских зданий ГДР – бетона больше, чем стекла, – и оглушительного эффекта Потсдаммер-плац, на которой, презрев все законы искусства и гравитации, упражнялись в дизайне лучшие архитектурные бюро мира.
Двойственное, разделенное это состояние досаждало Марку, но вполне соответствовало Берлину.
Ясон докурил и отправил сигарету в мусорный бак, следом за бумажным пакетом, и взглянул на часы.
– У нас еще минут двадцать. Прогуляемся?
Марк кивнул, хотя еще двадцать минут ожидания показались просто невыносимой пыткой. Он встал, на всякий случай отряхнул пальто, взял в руки шляпу и последовал за Ясоном.
Шляпа, которая в Инсбруке казалась таким удачным решением, теперь доставляла Марку массу беспокойства. Он серьезно переживал за ее уместность и то снимал, то снова надевал, и завидовал Ясону, который чувствовал себя в Берлине свободно.
Ясон наконец заметил «шляпную дилемму» Марка, когда тот в очередной раз снял замученный головной убор и скептически осмотрел его. Ясон забрал шляпу из рук Марка, надел ему на голову, небрежно примял в середине и прокомментировал:
– Оставь так. А теперь выдохни. Это Берлин. Здесь всем абсолютно все равно, как ты выглядишь. Лучше посмотри вот на это.
Марк обернулся.
Они стояли в небольшом туннеле под мостом. С одной стороны был виден парк, с другой – какие-то старинные здания, набережная реки и газон, где на раскладных стульях отдыхали люди. Солнечный свет оттенка дворовой кошки делал картинку по-настоящему идиллической. Где-то ближе к реке играл уличный саксофонист.
Прямо перед Марком была стена, покрытая кислотным граффити. Солнце освещало только часть изображений, и одно из них – лицо девушки, наполовину человеческое, наполовину механическое, – притягивало взгляд. Возможно, сказывался эффект необычного освещения, но лицо казалось очень нежным и тонким, а выражение человеческого глаза – очень грустным, и Марку вспомнились образы Девы Марии со старинных икон. Волосы девушки распадались по сторонам, превращаясь в другие рисунки.
