Не хотелось бы сплетничать, но Юрий Барабанов неважно живет со своей Светланкой. Светланка из простых, парикмахерша, а Юрий Иванович закончил технический вуз и работает по металлу в литейном цеху начальником, сидит в стеклянной будке с кондиционером. Специальное звуконепроницаемое стекло. Одних баб в цеху тридцать душ, выбирай любую, некапризные. Но Юра Светланку свою с девчонок воспитал себе в жены как соседку по квартире. С армии пришел и поженился, и вся квартира теперь ихняя. Три комнаты плюс стенные шкафы. Санузел совмещенный, пол линолеум.
А Юрка, еще будучи уходя в армию, все Светланке внушал, школьнице старших классов средней школы: «Светланка, лошадь ты в натуре, учись, учись, тебе говорят, время такое, дурой не проживешь». А эта, ха-ха-ха, Юрым, давай закурым, – и юбец, вся задница в поле зрения. И в итоге? Стоит по девять часов в стоячку, руки вверх – женский мастер, и языком ля-ля-ля без перекура. А Юрка же серьезный специалист, одних баб тридцать душ в литейном, температурный цех, репа к концу дня, как чугун. Хочется понимания. И со временем между ними наметился водораздел по части внутреннего мира. А именно: Юрий за годы (шесть с копейками) сидения в якобы звуконепроницаемом стекле, и вокруг хлещет расплавленный металл типа лавы, рассыпая огненные искры, и тридцать душ литейщиц отбрасывают гигантские тени на потолок, достигая буквально немыслимого сходства с ведьмами из трагедии Вильяма Шекспира «Макбет», – Юрий Барабанов вырастил в своей репе (стрижка Элвис Пресли, орехово-русый с полубачками) крупную, выносливую мысль. Развиваясь в нелегких условиях температурного цеха, мысль вызрела в простую и верную работящую подругу, крепко стоящую на своих собственных ногах в фетровых ботах «прощай, молодость». А у неистовой Светланки в ее небольшой кудрявой тыковке (мокрая химия, травленная-перетравленная, лобик неполных три сантиметра, брови сбриты как таковые) настоящий, образно говоря, бардак, полная неразбериха, писк и кутерьма, и мыслишки крохотные, как инфузории-туфельки, сновали со страшной скоростью, сшибаясь бамперами и разваливаясь на ходу.
Мужик приходит с работы, репа гудит, мысль в отгуле, пережидает на своей площади где-нибудь во Фрязино, – а у этой до сих пор конь не валялся; с четырех дома и все в колготках и лифчике носится туда-сюда с сигаретой. Белье на плите выкипает, пена, конечно, шлепается в кастрюлю с борщом, забытую закрыть, на конфорке по соседству.
Конец ознакомительного фрагмента.
