НАЧАЛО
В наше легковесное время вполне просто можно стать кем угодно.
Президентом, Принцем, Генеральным, Генералом, Полубогом, Богом, лишь бы было желание и финансовые возможности.
Мой друг надумал издавать журнал.
Что ж, желание – как желание. Хотя немного и странноватое для пожарного, ибо мой друг прежде был Генеральным Президентом пожарного кооператива, состоящего из троих инвалидов.
Не откладывая в долгий ящик своего желания, друг, повязав галстук на футболку, пошел в издательство.
Генеральный директор издательства, плохо соображая после очередной утомительной избирательной кампании, подписал договор на издание семейного литературно-изобразительно-скульптурно-музыкально-театрального журнала на льготных для обеих сторон условиях.
Купив авторучку с чернилами и пером, друг пошел в писательскую организацию.
Там его встретили радушно.
С распростертыми объятиями и огромными тяжелыми папками с гениальными романами.
Отобрав пять папок посимпатичнее с зелеными и желтыми тесемками, друг вернулся к себе в офис.
В первой папке был роман про деда Кузьму, который, почуяв в воздухе весну, кряхтя сполз с печки и, сунув костлявые синие ноги в старые подшитые валенки, вышел на крыльцо. Окинув взглядом озимь, дед Кузьма понял, что зябь закондыбилась. И он…
«Гениально, – подумал мой друг, дочитав через месяц последнюю 3005-ю страницу романа, – дам в первом же номере. Если не уберется, допечатаю в следующих».
Взял вторую папку.
Там был роман про бабку Маню, которая, почуяв в воздухе зимнюю стужу, натянув на тощее тело плюшевую жакетку, спустилась с печки и, сунув немытые ноги в валенки с галошами, вышла на крыльцо.
Окинув взглядом сквозь снежную пургу озимь, бабка Маня поняла, что зябь полностью закондыбилась. И она…
«Неплохо, – подумал мой друг, дочитав на второй месяц последнюю 2867-ю страницу романа, – дам, пожалуй, в ближайший номер, свободный от первого романа».
Открыл третью папку.
Там был роман про рубаху-парня Федора, который, почуяв осеннюю слякоть, надев на нечесаную голову картуз с пуговкой, спрыгнул с печки и, сунув свои волосатые ноги в стоптанные кирзачи, выскочил на крыльцо. Окинув веселым взглядом сквозь унылый осенний дождь озимь, рубаха-парень Федор понял, что зябь под листом уже начала кондыбиться. И он…
«Да, – сказал себе мой друг, – дам после бабки Мани. В последующих номерах», – и развязал желтенькие тесемочки четвертой папки с пятитысячностраничным романом.
В нем деревенский пьяница и дебошир, бывший баянист сельского сгоревшего клуба Платон почуял привоз в местный магазин темно-бурой бормотухи. Он вынул из своих трясущихся синих губ замусоленный окурок и упал с печки. Ударившись головой о задубевшие от грязи ботинки, Платон, охая, откатился на крыльцо. Там, пронзив мутным взглядом поспешно выстроившуюся очередь у родного магазина, он понял: что-то скоро закондыбится… Либо зябь, либо озимь. И он…
Конец ознакомительного фрагмента.
