Monakhov N. F. Му work on the role ⁄ N. F. Monakhov. – 3>rdedition, ster. – Saint-Petersburg: Lan: THE PLANET OF MUSIC, 2022. – 48 pages. – Text: direct.
The book is a transcript of the report "My work on the role" of Nikolai Feodorovich Monakhov (1875–1936), an outstanding Soviet actor of theater and cinema. He talks about what he had to overcome on his way to the top of the art. This story is interesting and useful because it reflects the individuality of Monakhov as a true artist of the scene. This small book, of course, doesn’t reveal all the secrets of Monakhov's work, but it is of interest to all who are involved in the theater.
The book is addressed to students and teachers of theatrical specialities, theater historians, and also to all interested in theatrical art.
© Издательство «ПЛАНЕТА МУЗЫКИ», 2022
© Издательство «ПЛАНЕТА МУЗЫКИ», художественное оформление, 2022
Народный артист Республики Николай Федорович Монахов (1875–1936)
Ну вот, товарищи!.. На тридцать пятом году артистической деятельности, казалось бы, мне должно быть совсем не трудно показать и объяснить вам «кухню» своего мастерства. Но когда глазами стороннего наблюдателя я внимательно посмотрел на ту кухню, в которой столько лет стряпал, то обнаружил в ней такой ужасающий беспорядок, что даже сам был удивлен: как можно было вообще что бы то ни было стряпать при таком безалаберном положении вещей?.. Мне пришлось потратить бездну времени, чтобы привести свою творческую «кухню» хотя бы в сносный вид, но боюсь, что мне это не совсем удалось…
Задача моей сегодняшней беседы сводится к тому, чтобы рассказать вам о моей работе над ролью. Задача эта необычайно трудна.
Если бы я мог указать, что в юности я получил такую-то подготовку, прошел такую-то школу, усвоил такую-то театральную систему, после чего мог бы рассказать, как я применял все полученное мною в последующей артистической работе, как развивал и видоизменял преподанную мне систему, – тогда моя задача не казалась бы мне такой трудной. Но дело-то в том, что никакой систематической подготовки я не прошел и в мои юные годы был выброшен в жизнь, почти как Франц в шиллеровских «Разбойниках»:
«Плыви, кто может плыть,
а кто не ловок – погибай!..»
Какие данные были у меня для этого «плыви»?.. Смешно сказать, но у меня было только одно: слепая вера в то, что театральное искусство – это и есть то настоящее, что я должен делать в своей жизни…
В юности у мальчишек обыкновенно бывают всякие «веры»: один мнит себя инженером, другой – доктором, третий – брандмейстером и т. п. Но я не скажу, что искусство было для меня единственной или первой «верой». Несколько раньше, например, я мнил себя… монахом, и только здравый смысл моего отца (на мой вопрос, отпустит ли он меня в монастырь, отец ответил вопросом: «А ты в какой монастырь собрался – в мужской или в женский?!») молниеносно заставил меня переменить «вероисповедание». И тогда во мне родилась «вера» в искусство.
Чем же я располагал еще, кроме этой веры, когда твердо решил идти в театр?
У меня была неплохая речь, сценическая (по моему мнению) внешность, был голос, наконец, природная музыкальность… Что же касается образования, то я не мог похвастаться даже общим образованием. Я был способным мальчишкой, отъявленным шалуном, и никакое учебное заведение не выдерживало моего более или менее продолжительного пребывания: меня выбрасывали за слишком «громкое поведение». А о специальном образовании, то есть художественном или театральном образовании, – и упоминать нечего. Итак, для начала у меня были только «вера» и громадное, безграничное желание работать.
Я хотел делать в театре все (то есть мне казалось, что я могу делать все), но для достижения этого «всего» я был принужден выработать для себя свой собственный подход к задаче, свои собственные правила, наконец, свои формы. Искать это «свое» было, конечно, много труднее, чем следовать по однажды уже найденным и известным путям, но этих путей я не знал и узнать в то время не мог. Я начал работать, так сказать, инструментами каменного века, так как с современными инструментами не был знаком. Но в то же время лично я предъявлял к своей работе все требования человека своего времени, своей эпохи. Отсюда возникла понятная и постоянная неудовлетворенность в работе, беспощадная «самогрызня», жестокая самокритика; даже в те времена, когда мою работу уже одобряли, когда мне уже говорили, что все достигнутое мною замечательно и прекрасно, – я оставался неудовлетворенным и считал, что это и не замечательно, и не прекрасно. Вот это критическое отношение к себе помогало мне (да и помогает мне теперь) непрерывно исправлять свои недостатки, которыми я был богат, как, должно быть, и всякий человек (особенно же, если он актер).
Прежде чем добиться намеченной мною цели (а цель я поставил себе немалую: драма, трагедия, высокая комедия), я прошел крутой и извилистый путь и, право, не знаю, чего только я не делал в театре… Я прошел почти через все разновидности театра, за исключением разве только классического балета. Сыграл в драме одну большую и две-три маленьких роли, затем пел народные песенки и сатирические куплеты, потом играл водевили с пением и фарсы, затем перебросился в оперетту и даже пополнил свой репертуар тремя оперными ролями (Януш в «Гальке» Монюшко, Неизвестный в «Аскольдовой могиле» Верстовского и Попович в «Сорочинской ярмарке» Мусоргского). И, наконец, пришло настоящее – трагедия, драма, комедия