Он вздрогнул. Сузились размеры комнаты. Квартира неузнаваемо изменилась. Исчезла старинная мебель, исчезли ковры. Повеяло холодом, неуютом.
Он находился в малогабаритной комнате. Открытая дверь вела в крохотную прихожую. Из совмещенного санузла доносился частый стук капель. Окна были тусклые, по одному из стекол наискось тянулась грязная лента лейкопластыря, стягивая трещину.
Небо было бурым, словно тяжелая ржавая туча висела над самым домом.
Костлявая рука страха сжала горло. В глазах потемнело. Стены пошатнулись, начали валиться на него. Он плотно зажмурил глаза, чтобы не видеть этот ужас. Сердце заколотилось бешено, он дышал судорожно, пальцы отыскивали комфорт-роман.
Внезапно ноздри уловили необычный запах. Он раскрыл глаза, невероятным усилием постарался удержать контроль над собой.
Из кухни доносилось позвякивание. Шорох…
Он поспешно направился туда. Сердце колотилось так, что вот-вот выпрыгнет и запрыгает по полу, как большая неуклюжая лягушка.
На кухне возле плиты суетилась невысокая темноголовая женщина. Кофе сбежал, и она, небрежно приподняв решетку, неумело сгребала коричневую гущу в уголок.
Он остановился, обессиленно держась за косяк. Женщина оглянулась, в ее глазах появилось ожидание. Лицо ее было с высоко поднятыми скулами, рот широк, губы чересчур полные и оттопыренные. Глаза смотрели с ожиданием.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Наконец она сказала с недоверием и жадным ожиданием в голосе:
– Константин… пришло ли к тебе… это?
Он вздрогнул. Голос был абсолютно тот, как у Илоны. Он молчал, продолжая ее рассматривать во все глаза, слишком ошеломленный, чтобы разговаривать.
Илона, если это она, все еще не отрывая от него настороженного взгляда, замедленным движением положила тряпку, медленно развязала узел на фартуке, сняла. Он тупо смотрел, как она так же медленно и очень аккуратно повесила его на спинку стула, двинулась из кухни.
Ей нужно было пройти мимо него, а он стоял на проходе. Она скользнула боком, маленькая, юркая, однако его руки перехватили ее. Она ударилась о его грудь, уперлась кулачками, отогнулась, все еще настороженно заглядывая ему в глаза.
– Илона, – проговорил он. Смолк, затем снова сказал, уже прислушиваясь к своему голосу, хрипловатому и обыкновенному: – Илона… Это наш мир?
Она грустно кивнула:
– Да. Таков он настоящий. Неустроенный, нерациональный. С пыльными бурями, отравленными водоемами, нехваткой ресурсов… С множеством нерешенных грозных проблем.
Он жадно всматривался в ее лицо. Такое обыкновенное, и вся такая обыкновенная… Внезапно острая жалость к себе резанула его, он оттолкнул ее и бросился обратно в комнату. Дрожащими пальцами рванул на себя ящик стола. Голубая коробка лежала на прежнем месте, на дне перекатывалось десятка два крохотных оранжевых, словно наполненных солнечным светом, шариков.
Конец ознакомительного фрагмента.
