«…Когда в хлеву обезьяньем
наскучит нам в ус не дуть,
я стану лунным сияньем,
ты тоже стань чем-нибудь…»
(Один мудрец).
….В детстве я была обычным ребёнком, ничем не лучше и не хуже остальных моих сверстников. Единственное отличие со слов моих родителей заключалось в том, что я своим упрямством добивалась всего, чего хотела.
Помню, я проревела всю ночь, требуя, чтобы родители купили мне новую куклу (родители, конечно же, были в жутком восторге от этого). Наутро, когда кукла была всё-таки приобретена, я потеряла к ней всякий интерес. Вообще, все мои детские выходки были связаны с игрушками.
Помню, в Москве, где мы с мамой и братом были проездом к Чёрному Морю, я «наревела грыжу», прося какую-то очередную куклу, которую тогда мне впервые не купили вопреки моему желанию.
Помню, по поводу грыжи мама говорила мне: «Не кричи, а то резать будут». Конечно же, меня никто не «резал», потому что грыжа впоследствии исчезла сама.
Помню (да, мои слова основаны только лишь на воспоминаниях, поэтому своё повествование я начинаю со слова «помню»), когда я была маленькой девочкой, я так сильно хотела иметь подруг, что даже не прочь была отдать все свои игрушки, чтобы со мной только дружили.
И я действительно отдавала куклы, мячики своим соседкам по двору, потому что они считали меня не такой, как все и сторонились. Однако это не помогало, потому что со мной всё равно не играли в том «объёме», как хотелось того мне. Я была «белой вороной».
Игрушки сыграли в моей жизни, жизни детства и позитивную, и негативную роли.
Что касается негативной роли, помню, когда мне было лет шесть или пять, мне очень хотелось иметь ещё одну «новую куклу».
В те времена мама ещё не прятала от меня кошелёк с деньгами, и он свободно лежал в коридоре прихожей на трюмо. Улучив момент, я тайком вытащила из кошелька три рубля.
Затем я пришла в «Детский мир» тогдашних «советских времён» и выбрала себе куклу. Это была обычная кукла в бардовом платьице, голубыми искусственными волосами и маленьким бантом на голове. В общем-то, ничего особенного, кукла, как кукла. Осознание того, что я сделала что-то не так, что-то совсем недопустимое, пришло ко мне позже.
Помню, тогда был ясный летний солнечный день. Я предложила куклу одной соседской девочке (кажется, её звали Наташкой); я просто хотела возвратить маме обратно эти три рубля, которые я украла у неё. Наташка была младше меня года на два-три. Она, разумеется, отказалась от куклы, потому что она была ребёнком, и у неё не было денег.
Я незаметно занесла свою покупку домой, включила телевизор советских времён «Горизонт». Помню, там шёл какой-то детский фильм (кажется, про Петрова и Васечкина).
Смотреть кино мне совсем не хотелось, мозг сверлила одна и та же мысль: «Как вернуть обратно деньги?»
Но на ум не приходило ничего путного.
Увидев меня, мама, помню, спросила: «Ты не видела трёх рублей?»
Я, конечно же, ответила, как могла:
– Нет, не видела.
Однако, на душе было тошно и противно.
Затем я подумала, может, мне действительно стоит признаться во всём и совершить, возможно, один из первых настоящих поступков – впервые за всю свою короткую жизнь?
Наконец, я всё-таки решилась.
Помню, я позвала маму, которая была на кухне, и сказала, что мне нужно с ней поговорить.
Я рассказала ей, как всё было, что это я вытащила три рубля из кошелька, пошла в магазин и купила себе куклу.
До сих пор задаю себе один и тот же вопрос: если бы я тогда знала, что последует за моим признанием, сделала бы я подобное, т.е. призналась бы в содеянном или нет?
