Евгений Журавлев родился в 1958 году в городе Котлас Архангельской области, а умер в 2018 году. Остались рукописи его стихов, посвящённых разным женщинам, любви, жизни и смерти. Его стихи пронзительно эмоциональны, чувственны, музыкальны и очень кинематографичны.
Евгений закончил ВГИК – Всесоюзный государственный институт кинематографии и многие годы работал организатором кинопроизводства в творческом объединении «Экран». В 90-е годы создал Творческий центр «Манёвр», который занимался производством рекламных роликов и документальных фильмов.
Кино – это ещё одна большая любовь Евгения, как и поэзия, как женщина. Он был настолько увлечён творчеством и любовью, что не заметил, как сердце стало давать сбой. Совсем как в его стихах… Он очень хотел, чтобы его стихи были прочитаны, нашли отклик в сердцах
других. И я думаю, что так и произойдёт.
Его книги «Любовные игры и сказки любви», «Не знаю как её назвать…» уже изданы в этом издательстве.
«Моё кино» и «24 кадра в секунду», стихи, написанные незадолго до смерти, которую он предчувствовал, ждал, но не думал, что она придёт так быстро.
И смотрит в зал, не видя лиц.
Весь мир ей кажется влюблённым
В движение её ресниц.
Она и в кадре, и за кадром,
Звана на каждый фестиваль.
Но замечают те, кто рядом
Морщинок тонкую вуаль.
О ней затихнут разговоры,
Лишь шум останется в ушах;
И перестанут режиссёры
Её на роли приглашать.
Она останется без дела,
Без мужа, без детей, без сна;
И ей тоска рукою белой
Нальёт креплёного вина.
А люди в тёмном кинозале,
Не пряча душ, не пряча лиц,
Благодарят её слезами
Лишь за движение ресниц.
Мы с тобой студенты ВГИКа,
Оба молоды с тобой;
И постель белеет книгой
По науке половой.
Ставим мы оценки сами,
Строже, чем профессор, я;
Ночью ты сдаёшь экзамен
Лучше, чем при свете дня.
Что нам Вайсфельд или Гребнев!
Тут Феллини даже глуп.
Нам понятней, чем учебник,
Милый шёпот мягких губ.
Мы с тобой сбегаем с лекций,
Ты боишься одного:
Как бы не схватить инфекций
От предмета моего.
Вновь усов небритых щётки
Колют кожу щёк твоих;
Наши баллы не в зачётке —
Между наших ног нагих.
Горячо возражаешь, упорно,
Но мне тоже знаком алфавит.
Я снимаю не жёсткое порно,
Я снимаю кино о любви.
Ты глядишь горячо и задорно,
Я в зрачках отражаюсь твоих.
Я снимаю не жёсткое порно,
Я снимаю кино для двоих.
Нам не надо воды и попкорна,
Ничего нам не стоит показ.
Я снимаю не жёсткое порно,
А красивую ленту о нас.
Ты на съёмках отныне покорна :
С оператором – тело одно.
Знаешь ты: это вовсе не порно,
Для двоих мировое кино.
Как целуются сладко в кино:
На экране и в зрительном зале.
Мы с тобой поцелуем давно
О любви своей всем рассказали.
Дикий Запад… Горячий ковбой
К белокурой красотке подходит…
Я ещё раз целуюсь с тобой
Словно делаю дубль в эпизоде.
Вновь герои целуются всласть,
Любят так, как ещё не любили…
Мы свою демонстрируем страсть
И о белом экране забыли.
Свет зажёгся, экран наш погас…
И из зала расходятся люди…
Я целую тебя про запас:
Ведь другого сеанса не будет.
Мы были голодны как волки
И поохотиться не прочь;
И бег за жертвой был недолгий,
И коротка охоты ночь.
Мы были молоды, и в стае,
Мы гнали самок как овец.
И голод наш как снег не таял,
Не мог догнать нас пуль свинец.
Смотрели женщины с любовью
В наши звериные глаза,
А мы захлёбывались кровью
И продолжали их терзать.
Точили мы на самок зубы,
Пускали в ход свои клыки,
Но волчьи силы шли на убыль,
И грызлись мы как старики.
Давно в хвосте мы стаи волчьей.
Как много шкур вокруг седых.
Мы ждём и доедаем молча
За дерзкой стаей молодых.
Пусть бьётся сердце в нас живое,
Нет силы шею псу свернуть.
Всё чаще на луну мы воем,
Моля нам молодость вернуть.
Мы не охотимся. Все ночи
Нам снится: не лысеет шерсть,
Клыки остры, бросок наш точен
И красен снег от крови жертв.
Каких женщин я видел во сне!
Я не знал их ни имени, отчества.
Сновиденья позволили мне,
Как в кино, делать с ними, что хочется.
В моих фильмах красотки одни:
Длинноногие, стройные, смелые…
Только память – мой тайный дневник —
Знает всё, что с телами их делаю.
Снов моих так заманчив сюжет.
Всё, что я пожелаю, исполнится,
Но сеанс покидая, уже
Ни одна на лицо не запомнится.
А когда кадры снов зарябят,
Я пойму: не ушло одиночество.
Я проснусь… Я увижу тебя…
И другого мне сна не захочется.
Я снимал фотокамерой «Кодак»
Наши праздники и торжества,
От которых в течение года
Так безумно болит голова.
Но не смог я найти даже снимка
Наших ссор, разногласий, обид,
От которых в глазах моих дымка
Горьких слёз постоянно стоит.
И когда, через многие годы,
Мы откроем семейный альбом,
Вспомним наши обиды, невзгоды,
Но в альбоме таких не найдём.
Эти фото повышенной чёткости
Могут многое мне рассказать:
О твоём эгоизме и чёрствости,
И зачем ты отводишь глаза.
Эти фото – язык информатора,
И не станет никто отрицать,
Что не нужен наезд трансфокатора,
Чтоб увидеть всю лживость лица.
Но вгляжусь я при помощи лупы ли,
Лучше глаза… до самого дна.
И увижу – неверная, глупая,
Ты в меня и сейчас влюблена.
Я помню парк и девушку с веслом
