1
Утро выдалось теплым, безветренным и до странности тихим. То ли к смене погоды, то ли напуганные гулом самолетов, птицы попрятались в лесной глуши, и их щебетания, как в былые дни, не было слышно, как не слышно и кваканья лягушек. Мальчишки, закинув удочки, наблюдали за поплавками в ожидании поклевок и тихо переговаривались.
– Как стадо отгоним, ты куда подашься? – поинтересовался Лёшка у своего закадычного друга Мишки Давыдова.
Тот, пожав плечами, неуверенно ответил:
– Еще не решил… Все будет зависеть от Володьки – как-никак старший брат. Я бы, конечно, на фронт, с немцами воевать… Как отец! Но мать дома с Катькой осталась… Им без мужика в доме никак: ни воды наносить, ни дров наколоть…
– «Воды наносить»… – гундося, передразнил Мишку Лёшка. – Кому? Корова ваша ноне в колхозном стаде, да и бычка тоже в колхоз забрали… А на две козы да для поросят и матушка воды сама принесет. А что до дров, так к зиме наша Красная армия фашиста прогонит…
– Хорошо бы. А то вон как давит, что те трактор! Я вот о чем думаю: мужиков-то побрали всех в армию, кому урожай-то убирать?
– Это да, – согласился Лёшка и шумно вздохнул. – В деревнях только бабы да девки… тяжело им придется. А мне мать наказала в райцентре у тетки Фроси остаться. Говорит, заводских, хотя она в столовой, но все-таки на заводе работает, отправят в тыл, и ты с ними поезжай.
Лёшка хотел еще о чем-то рассказать, но Мишка его остановил:
– Во, у тебя, никак, клюет… Тяни!
Алексей дернул удилищем, вырезанным из орешника, и выхватил из воды карася – большого, золотистого, с яркими красными плавниками.
– Хорош! Не чета нашим-то!
– Так наши карасики хоча и мелкие, зато их много. А тут за все утро только один…
– Ничего, клёв только начался. Еще наловим, – уверенно произнес Лёшка, сажая карася на кукан[1].
Но, видимо, наловить карасей ребятам была не судьба: над лесом повис гул, усиливающийся и приближающийся.
– Самолеты, – задрав голову, тихо проговорил Мишка. – А вдруг наши…
– Не-ет! Наши бы шли оттуда, – показал Лёшка рукой на восток, – а эти идут из-под Лохни.
Вскоре показались самолеты с черными крестами на крыльях. Они шли низко, надрывно гудя, и их было много.
– У, гады! Поди, летят Невель бомбить или Великие Луки. Я слышал, как дед Семён говорил, что немцы еще в воскресенье Киев бомбили…
– Да где тот Киев?! Нет. Это ближе… А как же наши летуны? Наши-то что? Неужто «сталинские соколы» позволили им бомбить? – возмущенно воскликнул Мишка. – Всё! Сворачиваемся, – решительно тряхнул он нестриженой головой. – А то дед Семён нас хватится… крику не оберешься!
– А что с карасем делать будем? – оторопело развел руки Лёшка.
– Отпусти. На что нам один? Одна морока с ним, – махнул рукой Мишка. – Догоняй! – крикнул он, торопливо поднимаясь по тропинке от лесного озера, спеша на луговину у небольшой речушки, где паслось колхозное стадо почти в полторы сотни коров.
Деду Семёну, Лёшке, Мишке и его старшему брату Владимиру предстояло перегнать его в райцентр на железнодорожную станцию. Туда сгоняли скот со всего района, чтобы отправить его по железной дороге за Москву, в Тульскую область. Так об этом говорил председатель колхоза Дмитрий Петрович, ставя задачу деду Семёну и наказав в конце:
– Ты, Семён Ильич, старший. И потому отвечаешь за каждую коровку. Вернешься – представишь передаточные документы. Я тебе вручил сто сорок семь буренок, столько же и сдашь. За каждую пропавшую корову головой ответишь, – предупредил председатель.
И так третий день по только деду Семёну известным лесным дорогам гнали к райцентру пастух и трое подпасков колхозное стадо. Вроде недалеко, но дороги были забиты отступающими частями и беженцами. Потому и гнали стадо окольными путями. Но, как заверил дед Семён, сегодня к вечеру должны подойти к станции.
2
Когда появились рыбаки, дед уже не спал, как и коровы, напуганные гулом самолетов. Ушедшим без спросу мальчишкам он ничего не сказал, лишь значительно погрозил кулаком. Подозвав Владимира, Семён Ильич распорядился:
– Станешь в голове стада. Поведешь вдоль речки до той березовой рощи, а там выйдешь на дорогу, и уже до самого райцентра с Божьей помощью дойдем. А вы, огольцы, – строго сдвинул мохнатые брови дед Семён, – поглядывайте по сторонам: место здесь, возле речки, топкое, как бы беды не случилось.
Стадо медленно и как бы нехотя потянулось вдоль опушки леса за головным – Володькой, незатейливо игравшим на свирельке, к звуку которой коровы уже попривыкли, и теперь, мыча и бодая друг дружку, они следовали за пастухом.
Вот и дорога – пыльная, забитая бредущим народом, автомобилями, изнуренными солдатами. Кое-где в непрекращающемся людском потоке проглядывала «эмка» какого-нибудь начальника, или с большим красным крестом на тенте, гудя и останавливаясь, проходила санитарная машина.
– Пойдем вдоль дороги, – принял решение дед Семён. – Вы, мелкота, не давайте коровкам приблизиться к идущим по дороге людям. А то потом не выковырнем их оттуда. Через пару часов остановимся: по пути будет небольшой прудик. Там устроим дойку. Вечером-то не подоили. Вот теперь коровки и взбрыкивают!