Погода портилась на глазах. Заполненные июльским солнцем улицы вдруг потемнели, притихли и как-то враз наполнились тревогой. Асфальт, размякший от жары, запестрел неровными кляксами и в воздухе повис запах влажной пыли. Мокрые пятна суетливо расползались, дрожа они сливались в ручьи, и вот уже не ручьи – реки стремительно неслись по застывшему в бескрайнем заторе проспекту, сметая окурки, фантики и прочий городской мусор с мгновенно обезлюдевших тротуаров.
Ярко-синий «Пежо», ласково именуемый в народе «Пыжиком», безнадежно завяз в самом центре огромной пробки. Не дотянув до спасительного съезда каких-нибудь пару сотен метров, маленький, но гордый француз оказался заживо замурованным между сверкающей «Ауди», помятой «Киа» и двумя грузовичками с подмосковными номерами. Грузовички пытались прорваться в левый ряд, «Ауди» в правый, «Киа», та и вовсе заглохла. Перепутанные ряды сцепились насмерть, движенье обессилено замерло, и только дворники промокшего француза сердито перещелкивались на заплаканном лобовом стекле.
Владелица «Пыжика», красивая молодая дама по имени Александра, облокотившись о руль, уныло наблюдала, как потоки тропического ливня захлестывают полусонный город.
– Безумие какое-то, – в ровном приятном голосе не было ни раздражения, ни даже намека на недовольство. – Нас сейчас смоет. Хотя до конца месяца обещали без осадков, – подхватив пышные золотистые локоны, она ловким движением скрутила нарочито-небрежный пучок. – Манюнь, чего делать-то будем?
– Вешаться, – вяло отозвался с заднего сидения такой же низкий, но чуть более юный женский голос. – А еще можно общественным транспортом пользоваться. Как все цивилизованные люди.
Красивая владелица французского авто коротко вздохнула. Она любила младшую сестру, но вот уже лет пять спала и видела, когда же наступит тот волшебный момент, когда вздорный подростковый мозг сформируется окончательно, и в их семье наконец-то воцарится тишина и спокойствие. К сожалению, мнение физиологов на эту тему разнилось – одни отводили на сей процесс четверть века, другие уверяли, что и двадцати лет достаточно, однако были и те, кто отодвигал границы социальной неадекватности аж до тридцати годков. Подозревая, что столько ни она, ни родители не выдержат, Александра держалась стойко, утешая себя мыслью, что ежели нечто формируется столь долго, то что-нибудь разумное из него всенепременно да вылупится.
– Ну кто же знал? – примирительно заметила она. – На то и погода, чтобы быть ветренной.
– Угу. Тогда жди когда на ваши бошки камни с неба посыпятся.
– Виртуальные?
– Транснациональные. Интернет, Макдоналдс, Евросоюз и прочая масонская нечисть.
Послышался мягкий смех:
– Да откуда в Макдоналдсе масонам взяться? У них и обыкновенных-то людей на кассах не хватает…
– Обыкновенных, может, и не хватает, а сионистов и глобалистов – хоть завались.
Александра внимательно следила за напирающей с левого ряда «Ауди».
– Не пойму, он что, прямо через меня собирается перестраиваться? – она махнула рукой, показывая, что пропускает. – Да проезжай уже… Ты хоть знаешь кто такие сионисты?
– Конечно. Сионисты, глобалисты и масоны, они как грибы, бактерии и лишайники.
– В смысле?
– Распространены повсюду и душат все живое. Биология, шестой класс, вторая четверть.
Александра уткнулась лбом в руль.
– Господи… Мань, мне кажется, ты перезанималась. Люди все-таки высшая форма жизни на Земле, а лишайники… Просто симбиоз грибов и водорослей. Нравится тебе это или нет.
– Не нравится.
– Почему?
– Потому, что рано или поздно они захватят нашу планету.
– Масоны или лишайники?
– Обои.
– Обои на стену клеят. «И те, и другие».
– Отстань, – стриженная под ноль барышня надула губы и обиженно замолчала.
Александра обернулась. Несмотря на очевидное сходство, сестры мало походили друг на друга. Старшая, уверенная в себе красавица, всегда собранная, ухоженная, очаровывала безупречными манерами, мягким бархатистым голосом и огромными серыми глазами. В ней все казалось идеальным – осанка, гордо вздернутая голова, высокая грудь и узкая, словно затянутая в корсет, талия. Даже неожиданно крепкие бедра не портили образ – мужчины покорно сворачивали шеи, провожая взглядами ее легкую волнующую походку. Александра прекрасно осознавала власть своей красоты и пользовалась этим безжалостно – если ей что-то было нужно, она это получала.
Младшая сестра больше походила на катастрофу. Девушка не могла похвастаться ни наличием пышных форм, ни роскошной гривой белокурых волос, даже красивой осанки у нее не было – высокая, худая, со сведенными вперед плечами, она все еще сохраняла угловатую неуверенность подростка так и не понявшего, как правильно носить свое туловище. Черты лица были крупнее и резче, чем у сестры, а вдоль уголков губ, из-за постоянного недовольства окружающим миром, уже наметились упрямые складки. К счастью, гладко выбритый череп имел правильную форму, поэтому отсутствие волос не уродовало вечно кислую физиономию, а скорее меняло пропорции: высокие скулы казались выше, подбородок массивнее, а кожа бледнее. Глаза имели схожий миндалевидный разрез и цвет, но если у Александры серый был плотным, бархатистым, с едва уловимым фиолетовым оттенком, то у Маши, напротив, глаза были настолько светлыми, что днем, при ярком освещении, виден был лишь зрачок и тоненькая полоска вокруг. Густые черные стрелки и такие же длинные черные ресницы и вовсе делали взгляд прозрачным, каким-то потусторонним. Черными были так же брови, ногти, и даже рот, слишком крупный для такого узкого лица, был тоже четко очерчен черной помадой. Довершал образ бесформенный балахон из серо-сизой холстины и домотканые штаны того же невнятного цвета.
