5 мая 1991 года был наконец подписан приказ о моем назначении проректором по науке Дипломатической академии МИД СССР. Утром 6 мая 1991 года я сделал в дневнике следующую запись:
Вчерашний день был весьма насыщенным. Утром прошел около часа пешком (в ЦК). Пришел к 9 утра, отдал в печать брошюру по АТР, вернул коллеге книгу «Знахарские рецепты», сделал еще ряд незначительных дел. Побеседовал с Андреем Денисовым, по его словам, в ЦК – мертвое царство, как всегда. К 10 утра был в ДА. Проректор по кадрам Михаил Павлович Емельянов отвел в аспирантуру, к и.о. заведующей Елене Рубеновне. Просидели с ней до часа дня. Она рассказывала обо всех проблемах, я кое-что записывал. В один из моментов зашел М.П., сообщил, что заместитель министра иностранных дел по кадрам В.М. Никифоров согласен меня принять, будет приказ.
Мы же продолжили с Е.Р. беседу. В очную аспирантуру мидовцы идут плохо, так как теряют в деньгах и вроде бы в карьере. «Внешников» набирают без энтузиазма – должны быть мидовцы. У меня (в документах так зафиксировано) два аспиранта: Шеховцев и Малышев, а я думал, что второй отпал.
К 14:00 направились с М.П. пешком в МИД. Помощники Никифорова встретили радушно (Сергей Гавриков, которого знаю давно, и второй, молодой и очень симпатичный, парень). Появился и В.М. Позвал к себе. Беседа короткая. Приказ он при мне подписал. Выяснилось только, что ранг посланника пока не присвоили. М.П. сказал, что в ближайшем будущем. Как всегда! У меня без приключений не бывает.
Вышел к помощникам и вновь побеседовал с ними. Сергей Гавриков признался, что, когда меня в 1973 году направили на работу в Сан-Франциско, он от зависти чуть не свихнулся, потерял сон. Теперь же Сергей выражал удивление, что я покидаю ЦК, да еще не за кордон еду, а направляюсь в Дипакадемию. Разъяснил, как мог, хотя тут же закрались сомнения: то ли я делаю?
После Никифорова зашел в мидовские кадры, поговорил с ребятами, курирующими ДА и МГИМО. Услышал дельные мысли и советы. Вернулись пешком в Академию. Заговорили о зарплате. Она будет повышена, но позднее. Пока же у меня, видимо, 550+70 (ранг)+125 (преподавание). Надо разобраться с языком. Торкунов Т.[1] говорит, что я могу получать 100 руб., даже не сдавая экзамен на языковую надбавку (есть якобы такое постановление). Необходимо уточнить.
Завершив дела, бросился искать мою Лапочку, Натуленьку. Она к 2 пошла к зубному, а затем должна была попасть к Постовской. Не нашел, решил вернуться домой, искать ее оттуда (там же машина). Стал звонить врачам. Один за другим говорили, что только ушла. Наконец Котик позвонил – он освободился и находится у Н. Абакумовой. Врач Постовская сказала, что необходимо после праздника ложиться на операцию. Мне стало дурно.
В 19:45 заехал на Сивцев Вражек, в наше обычное место, прихватил Воробышка. Поехали к Н. Грешных за присланным из Нью-Йорка телефоном. Далее – к теще Нине Антоновне, встретили ее у Кутузовского, 26, взяли с собой, и домой.
Вечером звонили в разные места, я наладил (частично) новый видео. Весь был и остаюсь на взводе. Лег почти в 12, снились тревожные сны, проснулся в 5 утра, провалялся до 6. Сделал на улице зарядку, 20 мин. Сейчас буду будить Натулю.
К Наташенькиным проблемам со здоровьем я вернусь позднее, а сейчас опишу первые впечатления от нового места работы.
После ЦК КПСС Дипакадемия выглядела не очень здорово. Основное здание по адресу Остоженка, 53/2 ранее принадлежало МГИМО. Как рассказывалось в томе 1 этого многотомника, именно там прошли наши первые с Наташей студенческие годы (позднее факультет перевели в Николощеповский переулок, у метро Смоленская, где сейчас располагается поликлиника МИД России). Остоженка хотя и вызывала на первых порах ностальгические чувства, но одновременно разочаровывала потрескавшимися стенами, запыленностью, допотопной мебелью, перекошенными оконными рамами. А столовая к тому же шокировала неприятными запахами, алюминиевыми приборами, некачественной пищей.
Мое рабочее место находилось, однако, в Большом Козловском переулке у метро «Красные Ворота». Ранее там размещалась вся Дипакадемия, но к 1991 году в Большом Козловском оставалась лишь ее научная часть. Мы располагали довольно большой и уютной зеленой территорией с тремя зданиями. В первом, старом особняке, был мой кабинет. Особняк имел на первом этаже залы с великолепной резной мебелью, инкрустированными и с росписью потолками. Но мой и другие кабинеты на втором этаже больше напоминали «Воронью слободку» из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова. Особняк не ремонтировался лет пятьдесят, электропроводка пришла в негодность, с потолка свисали куски штукатурки, пол под ногами ходил ходуном.
Далеко не все в порядке было и в деятельности Дипакадемии. Учебный процесс худо-бедно, но теплился: МИД продолжал направлять в ДА на переподготовку и повышение квалификации сотрудников среднего звена, у нас учились также депутаты Верховного Совета, представители других властных структур из РСФСР и ряда других союзных республик. А вот с наукой дела обстояли хуже. В Большом Козловском базировался Научно-исследовательский отдел (НИО), насчитывавший несколько десятков сотрудников. У них уже много месяцев не было начальника, отсутствовал план работы. Большинство ученых мало что делали, лишь изредка появляясь на службе. Более активное меньшинство писало справки в МИД и статьи в прессу, устраивало семинары, но все это без какой-либо системы, направляющей руки, контроля.
