– Полегче, малыш, полегче!
Дон Харви придержал своего верхового пони. Обычно Ленивчик оправдывал свое имя, но сегодня он, похоже, решил взять приз. Дон не винил его. День выдался такой, какие бывают только в Нью-Мексико: небо начисто вымыто прошедшим дождем, земля уже сухая, но вдалеке еще висит осколок радуги. Небо было слишком синее, кусты слишком розовые, а горизонт – слишком четкий, чтобы выглядеть правдоподобно. Невероятный покой царил над землей, а с ним – затаенное предчувствие чего-то чудесного.
– У нас еще весь день впереди, – предупредил он Ленивчика, – так что зря не потей. Вон там, впереди, крутой подъем.
Дон восседал в великолепном мексиканском седле, которое родители прислали ему на день рождения. Эта изумительная вещь, расшитая по-индейски серебром, была так же неуместна в простой сельской школе, как парадная одежда – на клеймении скота. Этого родители не учли. Дон гордился подарком – ведь другие ребята ездили в простых седлах. Однако мальчишки немилосердно подшучивали над ним и, впервые увидев подарок, сразу окрестили Дональда Джеймса Харви «Доном Хайме».[1]
Вдруг Ленивчик шарахнулся в сторону. Дон огляделся, заметил что-то, выхватил оружие и выстрелил. Потом слез с пони, перебросив поводья вперед, и осмотрел дело рук своих. В тени скалы корчилась довольно крупная змея с семью погремушками на хвосте. Голова ее, отсеченная лучом, лежала рядом. Дон решил не брать погремушки: попади он точно в голову, взял бы непременно – было бы чем хвастаться. Ему пришлось чиркнуть лучом, чтобы добить ее. Если бы он принес так бездарно убитую змею, кто-нибудь наверняка спросил бы, зачем ему этот садовый шланг. Дон оставил змею на земле и вскочил в седло.
– Всего лишь паршивая старая ползучка, – пробормотал он, успокаивая Ленивчика. – Она больше испугалась тебя, чем ты ее.
Он щелкнул языком, и они тронулись. Через несколько сот ярдов Ленивчик опять прянул – на этот раз не от змеи, а от неожиданного звука. Дон придержал пони и свирепо выговорил:
– Ты, кусок сала с птичьими мозгами! Привыкнешь ты не дергаться, когда звонит фон?
Ленивчик переступил копытами и всхрапнул. Дон дотянулся до передней луки седла, взял фон и ответил:
– Мобиль 6-Джей-233309, говорит Дон Харви.
– Это мистер Ривз, Дон, – раздался голос директора школы «Ранчито алегре».[2] – Где ты сейчас?
– На верхушке Педлерз-Грейв-Меса, сэр.
– Возвращайся как можно быстрее.
– А в чем дело, сэр?
– Радиограмма от твоих родителей. Я вышлю за тобой коптер, если повар вернулся, и кого-нибудь пригнать твою лошадь.
Дон помедлил. Он не хотел, чтобы кто-то чужой ехал на Ленивчике, но и загнать пони не хотел. С другой стороны, радио от предков не могло не быть важным. Его родители были на Марсе, и мать регулярно, с каждым кораблем, присылала письма – но радиограммы, не считая рождественских и по случаю дня рождения, были событием почти неслыханным.
– Я поспешу, сэр.
– Хорошо! – мистер Ривз отключился. Дон повернул Ленивчика. Тот казался разочарованным и смотрел на хозяина с укором.
Они были уже в полумиле от школы, когда вертолет с ранчо засек их. Дон помахал рукой, отсылая его, и сам доставил Ленивчика в школу. Сгорая от любопытства, он все же вымыл и обтер пони. Мистер Ривз ждал в конторе. Он вручил Дону радиограмму. Та гласила:
ДОРОГОЙ СЫН, ТЕБЕ ЗАКАЗАНО МЕСТО ВАЛЬКИРИИ ТЕРРА-ОРБИТАЛЬНАЯ ДВЕНАДЦАТОЕ АПРЕЛЯ ЛЮБОВЬЮ МАМА И ПАПА.
Дон хлопал глазами, глядя на радиограмму, с трудом припоминая, какое нынче число.
– Но ведь двенадцатое сегодня! – воскликнул он наконец.
– Да. Ты не ждал этого?
Дон задумался. Конечно, он ждал поездки домой, если можно так выразиться – ведь он никогда еще не бывал на Марсе, – но полагал, что поедет в конце учебного года. Если бы его поездка на «Вандердекен» планировалась не сейчас, а месяца через три…
– Нет, пожалуй, нет. Я не могу понять, почему они посылают за мной до окончания семестра.
Мистер Ривз поглядел на свои тщательно подстриженные ногти.
– Думаю, причина очевидна.
Дон удивился.
– То есть?.. Мистер Ривз, вы думаете, что-то случилось?
– Дон, я не предсказатель, – мрачно ответил директор. – Но я думаю, что твои родители очень беспокоятся о тебе и стараются, чтобы ты оказался вне зоны потенциальной войны, причем как можно скорее.
Дон по-прежнему недоумевал. Войны для него были лишь понятием из курса истории. Конечно, изучая политологию, он следил за современным колониальным кризисом. Но эти события казались очень далекими и нереальными даже ему, хотя он достаточно путешествовал. Это было дело дипломатов, политиков, оно не касалось простых людей.
– Послушайте, мистер Ривз! Возможно, они поторопились. Я думаю иначе. Мне хотелось бы послать им радиограмму и сообщить, что я прибуду со следующим кораблем, когда закончится учебный год.
Мистер Ривз покачал головой.
– Нет, я не могу разрешить тебе поступать против воли родителей, и к тому же… – Директор школы, казалось, с трудом подбирал нужные слова. – Хочу сказать тебе, Дональд, что в случае войны ты можешь оказаться… как бы это лучше сказать… в двусмысленном положении.
Казалось, по кабинету пробежал слабый ветерок. Дон почувствовал себя одиноким и повзрослевшим.
