Десять лет я был мертвым поэтом,
Причем убил себя сам
С жестокостью, свойственной
Только психам, жаждущим убивать.
Я сжег все тетради, блокноты,
Обрывки бумаг, черновики.
Когда писать было не на чем,
В ход шли любые клочки,
Стены, салфетки, запястье
Собственной левой руки.
Было даже такое,
Когда я писал на спине
Телки, которую трахнул
В машине, возле общаги УПИ.
Когда мысли лезут как змеи
И выход не могут найти,
Они начинают рвать вены
И жрать меня изнутри.
Я вижу, как эти твари
Просто кишат во мне.
Прямо под кожей в поисках
Выхода, вовне
На белом кафеле капля крови
Выглядит как клякса чернил.
Такая жажда писать
Была свойственна только психу,
Которого я убил,
И жил, как все, десять лет.
И даже смог обо всем забыть,
А мысли падали в пустоту,
Туда, где лежал
Мертвый поэт.