Перед тем, как скрыться за горизонтом, солнце, красным, огненным шаром в нерешительности повисло над лесом, напоследок осматривая свои владения. Воздух наполнился нежным ароматом из цветов и трав, а на землю, играя с закатом, легла роса. Там, где у кромки леса несёт свои воды маленькая речушка, усевшись на пригорок, нашли себе место молодые люди. Стесняясь посмотреть друг другу в глаза, изредка нарушая тишину разговором, они наслаждались летним вечером. Русого парня, с ямочкой на подбородке и ясными голубыми глазами, девушка называла Иваном. А он, юную блондинку с курносым носом, косой и пухленькими, розовыми как у младенца губами, в ответ звал Машей.
– Посмотри, как красиво! Жаль, что я не художник. Обязательно нарисовал бы этот закат. Как называется это направление у них?
Глядя вдаль, поинтересовался Иван.
– Живопись! А ещё отличником был.
Ответила девушка. Но парень явно не хотел отступать, сделав глупое выражение лица и спросив снова:
– А что такое, тогда, натюрморт?
– Это, Ванечка, когда в тарелочке лежат яблоки или груши!
– А если сливы?
– Какая разница, любые фрукты.
Повышая голос, объясняла Маша.
– А овощи?
Не унимался Иван. И девушка, уже, готова была вспылить, уязвлённая непониманием парня, но посмотрев ему в лицо, увидела лукавые улыбающиеся глаза:
– Ах ты, негодник! Так ты издеваешься надо мной?
Меняя гнев на милость, проговорила она. А Иван, хитро улыбаясь, вымолвил:
– Ни грамма! Просто я не много пришиблен, по жизни! И до меня плохо доходят всякие мудрёные термины. Особенно в области культуры и искусства. Одним словом, я полный профан, или бездарь, как любил говорить Василь Васильевич. Помнишь, учитель такой был в начальных классах? Вёл пение и рисование. Никогда не забуду, как на урок рисования принёс он яблоко, положил на стол и говорит нам: «Дети! Рисовать будете с трёх сторон». А у самого, бутылка из кармана торчит. Пока мы рисуем, он нагнётся под стол, выпьет там, вылезет и закусывает яблоком этим. В конце урока потребовал сдать рисунки. Все, в классе, нарисовали целое яблоко, а я огрызок. Он меня и спрашивает; что это ты изобразил? А я ему отвечаю; Извините, Василь Васильевич, у меня фантазия работает плохо, поэтому рисую только с натуры. Вот и нарисовал то, что лежит у вас на столе. Он глянул, сначала на стол, потом на меня и говорит: «Профан ты, Иван, и бездарь, ни хрена из тебя не получится»!
Мария, долго не могла успокоиться, хохоча над рассказом Ивана, а потом, внимательно посмотрела на него и вымолвила:
– Я, вот, сколько тебя знаю, не могу понять, когда ты шутишь, а когда говоришь правду? Почему ты все свои истории называешь, интихаса? Что это за слово мудрёное?
С лица Ивана, исчезла улыбка и он тихо, задумчиво, произнёс:
– Машенька! У индусов, интихаса – это история на грани вымысла и реальности. Скажи мне, пожалуйста, разве наша жизнь, не интихаса? Разве то, что происходит с нами ежедневно, не граничит с выдуманным кем-то сюжетом?
Парень, глядя вдаль невидящим взглядом, сделал паузу и добавил:
– А если говорить о чистой правде, то ты её знаешь, как ни кто другой.
– Не поняла?
Широко открыв глаза, переспросила она:
– А что тут понимать! Ты ведь, видишь моё отношение к тебе? Вот и сейчас, если говорить откровенно, я не столько любуюсь закатом, сколько тобой. А вечер? Ну что ж, отличный вечер! Наверно, такие вечера были и раньше, но я почему-то никогда не обращал на них внимания. Скорее всего, потому, что они были похожи друг на друга. А сегодня особенный вечер. Потому что ты рядом и повторится ли он ещё когда-нибудь, неизвестно! Наступит «завтра» и мы разъедемся в разные стороны.
Парень тяжело вздохнул и, не глядя в глаза, девушке так же тихо продолжил:
– Встретимся, или нет, известно одному богу. Поступим в институты, жить будем в городе. Там интересно. Театры, кино, новые друзья, ну и всё такое. Одно плохо, что институты и города у нас разные. Из Москвы, тебе, приехать будет сложнее домой. А может быть и вовсе, не захочешь.
Разоткровенничался Иван, но Маша недовольно перебила его:
– Я, опять, не понимаю твоих намёков? Что ты хочешь этим сказать?
